Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок

Он лениво покачивает ногами, постукивая босыми пятками по камням, поросшим мхом. Он знает, что он не единственный, что он Смерть этого места, с его круглыми холмами и обрывистыми утесами, ветром как музыка и старым колодцем. Холмы разбросаны всюду, в одной стороне за ними прячется море, с другой виден лес, и там, в тумане прячется небольшой городок. Дальше и дальше разливается ожидающий мир.

Нечто сжимается в его груди. Голодное сердце.

Его ноги ступают на траву, и та начинает вянуть.

Земля вновь позеленела, исчезли голые пятна там, где он ступал в прошлый раз. Недели назад. Или, может быть, месяцы.

Поначалу он пытается шагать по камням.

Его походка нетороплива, его шаги ленивы, но расстояния умирают под его ступнями. Он ставит ногу на склон холма, а другую в поле, одну на поле, а вторую в лесу, одну в лесу, а другую на окраине городка.

Он делает очередной шаг, но сдвигается совсем чуть- чуть, обычным способом.

Так Смерть узнает, что он близко к цели.

Городок – на деревянных знаках красуется имя «Фаллоу» – просыпается вокруг, мужчины и женщины выходят из домов, сливаются в потоки тел, текущие к церкви.

Он стоит посреди площади и осматривается, жужжа под нос знакомую мелодию. Слов он не помнит, как и того, помнил ли он их когда-нибудь.

Он – это камень в реке. Остальное течет мимо.

Смерть ввинчивается в толпу, засовывает руки – одна из плоти, другая из кости – в карманы рваных штанов. Шагая по аллее, он играет сам с собой в игру, пытаясь определить, кто будет на этот раз: старик с корзиной хлеба, молодая мать, что тискает ладошку сына, девочка, прыгающая на плечах отца.

В прошлый раз была зима, и жизнь мужчины закончилась во сне.

До этого – двое мальчишек, упавших с утеса.

А до этого он не может вспомнить, он потерял даже след порядка во встречах, лицах, именах. Они лишь пятнышки света в его памяти, крохотные вспышки тепла.

В сером небе колокола церкви начинают звонить.

Девочка пищит, когда отец подбрасывает ее.

Мальчик начинает плакать.

Старик кашляет.

Смерть следит за всеми, и его костяная рука ноет.

II

Дева сидит на плоском могильном камне.

Мир все еще промокший после шторма, и сырость отбирает цвет у ее юбки и студит ноги, но дева никогда не слышала, чтобы кто-то растаял под дождем. Простудился – да, но ее кровь всегда горяча, словно нагревшиеся на летнем солнце валуны.

– Разве это правильно? – спрашивает она, водя по камню пальцами.

Так она размышляет куда чаще, чем обычно, думая наполовину в собственной голове, наполовину вслух, танцуя между тем и другим подобно скачкам с камня на камень во время отлива, и это заставляет ее отца выходить из себя. Но как она понимает, мертвым все равно, они не видят разницы, и слышат ее в любом случае, произносит она слова в уме или делает это языком.

Дева находит занятие рукам, она плетет венок из полевых цветов – сегодня день весеннего празднества, когда девочки и девушки становятся Майскими Королевами, а мальчики и юноши превращаются в Лесной Народ, и ждут на опушке, глядя через заросли. Высокая трава вокруг могилы негромко посвистывает под ветром, и она воображает, что это мама, просит дочь спеть.

Она вслушивается несколько мгновений, подбирая мелодию, потом сбрасывает обувь и гудит себе под нос, пока не отыскивает то, что нужно.

– Я встретила парня с большими карими глазами! – поет она, ее пальцы свивают листья и стебли. – Он пришел ко мне в мечтах. Он самый красивый из всех, кого я встречала, и самый милый из тех, кого я знаю. Я узнала его по улыбке, я узнала его по шагам, и я должна была понять, что мне пора бежать...

– Грейс! – зовет ее отец из дома, и она спотыкается, теряет мелодию.

Она может представить, как он стоит там, осматривая сад, косится в сторону поля, бросает взгляд в сторону утесов, как будто она такая дура, что может отправиться туда в сырую погоду.

И на мгновение она думает, не пригнуться ли, не прижаться ли всем телом к могиле матери. Позволить отцу осмотреться, махнуть рукой и отправиться в церковь в одиночку. Она размышляет, взвешивает, но поступает иным образом.

Она кладет венок на могильный камень – все равно он предназначен матери – и поднимается, вырастает, словно трава.

Церковные колокола начинают звонить.

Если подойти ближе, они сбиваются и брякают, но издалека их песня звучит сладостно и монотонно.

– Мы опаздываем! – рычит отец.

Она забегает в дом босиком, и он обреченно и устало вздыхает, глядя на дочь, на ее заляпанное грязью белое платье.

Грейс полагает, что Богу нет дела до небольшого пятнышка.

III

Они не замечают его босых ног.

Они не замечают его сырой одежды.

Они не замечают того ледяного ветерка, что вьется вокруг него – и даже если вдруг замечают, то это длится недолго. Взгляды пролетают мимо. Умы скользят прочь.

Люди – особенные существа, они умеют видеть только то, что хотят, и в упор не замечать того, чего не желают.

Смерть идет среди них по городку. Изучает лица в поисках света.

Пылающий ореол, подобно тому, что дрожит над угасающим поленом, кидая вверх снопы искр, излучая тепло и порождая оранжевые огоньки.

Именно по нему Смерть узнает, кого взять за руку.