Поцеловать небеса. Книга 1

Валентин имел слабое место. Его похотливое отношение ко вкусной еде наложило отпечаток на весь его образ. Валя был толст, жаден, изощренно-дотошен ко всему, лежащему перед ним на тарелке. Мы начали закуп продуктов для праздничного ужина из двух персон двадцать восьмого декабря. Я бегала по рынку, сжимая в руках список «самого необходимого», морозила руки и скользила подошвами осенних сапог, рискуя сломать себе шею. За все время, проведенное в России, я еще не доросла до покупки серьезной зимней обуви. Пришла вторая зима, а я все еще была наполовину раздета.

Все, укупленное мной, подлежало тщательной разделке и фасовке, начиная с тридцатого и заканчивая тридцать первым числом. Я больше никогда в жизни не участвовала в подобном безнадежном мероприятии! Мама и дочь уже, возможно, начали праздновать под нарядной елкой, а я все еще резала, украшала, жарила, вытирала, мыла и проклинала.

Оказалось, что Лисовский не смотрит новогодние телепередачи. Он запретил подходить к телевизору, а включил магнитофон, и что -то отдаленно напоминающее «Рио-Риту» совершенно выбило меня из колеи.

Театр абсурда… И у меня в нем всегда – главная роль. Где я? Господи, пусть мы все будем счастливы!

Наш стол изобиловал. Три вида горячего: курица, свинина, горбуша. Шесть или семь салатов, в том числе из креветок и крабов. Всевозможные нарезки, солености и копчености. А в холодильнике – уйма пирожных и горделивый белый торт.

Мне стало грустно. Я подумала про маму и дочь, сидящих сейчас перед одинокой запеченной курицей, с горсткой соленой капусты в миске… Я помню, что заплакала, потом заперлась в туалете – меня душили рыдания. Я боялась, что Лисовский увидит это, неправильно меня поймет и взорвется с полуоборота, как он делал это всегда. Немного успокоившись, я вернулась к столу и выпила первую рюмку водочки.

– Ешь! Ешь! Ну, разве дома ты такое ела? Надо сфотографировать стол! Я каждый год делаю фотографии стола, чтобы не забыть, что я ел.

– А ты записывай, – с презрением ответила я.

– Че-то мне твое настроение не нравится! Чем ты недовольна? Да ты знаешь, сколько желающих занять твое место сейчас? Давай лучше станцуем. Танго?

– Я не умею танго. И не хочу.

– А чего ты хочешь? По морде? Сейчас получишь!

Это он зря… В моем случае это уже давно не работало… Я выпила еще водочки, совсем как товарищ Шариков перед решительной схваткой, кажется, все-таки доела приготовленный мною салат, подождала пока Лисовский выйдет в туалет, и направилась в сторону двери. Часы показывали 23-30. Скоро Новый год! Что ж… Встретим его весело! Я оделась так быстро только потому, что ничего не застегивала, так же быстро распахнула входную бронированную, двойную дверь и вырвалась наружу с небывалым рвением, присущим только выпившей женщине.

Совсем не думалось о том, как я смогу добраться до дома, к моей семье, новогодней ночью, одна. Под чистым падающим снегом в красивом свете фонарей я осознала, как люблю маму и дочь, и как я от этого счастлива!

– Сука! Сука! – орал Валя мне вслед. – Приди завтра на работу! Увидишь, что будет!

– Ладно, приду! – весело засмеялась я.

Недалеко от меня притормозил заплутавший веселый таксист.

– Вам ехать? Куда?

– Недалеко. Но, денег нет…

– Садитесь! Какие деньги? Ведь Новый год на носу! Доедем с ветерком. Вы же не хотите остаться одна на улице в эту ночь?

Я успела домой как раз к бою курантов, ворвалась в квартиру как ураган, целуя всех встреченных на пути.

Я много-много раз убегала от своих мужчин таким вот необъяснимым образом, домой, к Маше. Я много-много потеряла таким простым образом. И еще никогда, ни разу не пожалела об этом. Я не знаю большего счастья, чем любовь к собственному ребенку. Взаимная любовь.

Мы прекрасно отметили этот праздник! Мама, как обычно, перебрала и уснула, сидя в кресле, а нам того и надо.

– С Новым Годом, дочка! – нежно поцеловала я ее.

– С Новым Годом, мамочка, – подставила она ко мне липкую щечку.

Глава 40

Каждый год утром первого января мы показывали спектакль – детскую сказку про Буратино. Это был самый культовый, значимый, величайший день в жизни театра. И по ту, и по эту сторону кулис люди пребывали в абсолютном абстинентном синдроме, а проще говоря, болели законным похмельем. Исключением была лишь вахтерша тетя Нина, которая в силу своего возраста не пила даже по праздникам.

О! Это надо было видеть… Актеры выползали на сцену, плутали, путали слова, сами себе смеялись, а за кулисами требовали водки. В зале стояла гробовая тишина, все родители, приведшие детей, сладко полуспали и комментировать героизм Мальвины или Пьеро было попросту некому.

В операторской пребывали Иванова и я. Мне приходилось все выполнять самой, так как Иванова и Розгин очень любили праздновать. Она томно сидела в уголке и жалобно вздыхала. Но на меня подобные трюки не оказывали никакого действия. Я любила свою работу, а похмелье было моим обычным состоянием.

Лисовский не почтил нас своим присутствием еще целую неделю. Его, как «белого» человека, отпустили в законный новогодний отпуск. А я так ждала, так ждала!