Поцеловать небеса. Книга 1

Со мною произошло то, чего не могло не произойти. Я быстро выросла из детских вещичек, которые примеряло на меня руководство театра. Многое стало для меня мало и коротковато. И огромное разочарование в Валентине, которого не удалось избежать, становилось последней каплей. Я заметила, что мое окружение не растет, а с удовольствием стоит на одном месте. «Тесно, тесно мне с тобой в одном городе, Каифа…» Временами, приступы раздражения мешали мне работать, начинали злить люди, сидящие без дела в ожидании зарплаты. Но сама работа, по-прежнему, безумно увлекала меня!

Дальнейшие события развивались вполне предсказуемо, как и все, что окружало меня. Валя полыхал яростью, обида за испорченный праздник оказалась сильнее здравого смысла. Петровна в один миг из фаворитки сделалась изгоем, от которого все шарахались, боясь несправедливой опалы. Я давно привыкла к таким катаклизмам, как: землетрясения в Узбекистане, ураганные ветра Байконура, обвалы валют и замена денежной массы, массовые гонения и переезды, потому, гнев Лисовского, остался мною вежливо не замечен.

Я продолжала работать, наблюдать, учиться и искать выход из финансового тупика. Алик Розгин был старше меня ровно на два года, худенький, одного со мною роста, смешливый неунывающий меломан, сметающий с прилавка все музыкальные новинки. О его небывалом аппетите ходили легенды. Оленька Иванова постоянно утоляла его голод домашними заготовками, принесенными в баночках, резала ему колбаску и огурчики, а он поедал это быстро, жадно, под нашими пристальными голодными взглядами. При всей этой несуразице Алик являлся профессионалом высокого класса. Звукорежиссер, о мастерстве которого говорили без устали все ведущие актеры театра. Любая мало-мальски сложная премьера всегда вручалась ему, лидеру звукового царства. Это ведь только кажется, что подать звук на сцену – просто передвинуть микшер. Ан, нет! Для каждого звука, тона и полутона есть масса соответствующих реплик, декораций, смысловых нагрузок. В общем, Розгина нельзя было заменить. И когда этот подвижный молодой человек начал совершать определенные движения в мою сторону, я растерялась.

Алик все чаще стал приходить на постановку света перед спектаклями, помогал мне направлять прожектора, и однажды мы с ним столкнулись в полутемном холле на подходе к световой ложе. Не буду скрывать, мне нравился этот его фееричный, олимпийский задор, который был так не похож на неуклюжие ухаживания Лисовского. Мы столкнулись, он «нечаянно» коснулся моей руки и спросил:

– Петровна, а мы целоваться будем?

Не пойму, что произошло, но меня словно ударило электрическим током, совсем как в школе, в первый раз, от близкого дыхания моей первой любви.

– Пока нет, – ответила я.

– А когда будем? – настаивал он.

– Алик, Ольга съест меня за твои проделки. Мне итак тяжело…

Мы спустились в операторскую и попали под прицельный огонь Оленькиных глаз. Эта маленькая женщина обладала, воистину, звериным чутьем.

– Вы откуда вместе идете? – с подозрением спросила она.

– Я ходила в ложу направлять свет, не знаю, откуда он взялся… – я равнодушно пожала плечами и вышла прочь.

Меня смутило это томящее волнующее чувство, оставшееся в груди. Оно не уходило. Его горящие глаза настигали меня повсюду, Алик будто издевался надо мной. Каким-то образом он понимал, чувствовал, как давно я живу без настоящей страсти. Внезапно он сумел разбудить во мне дикий огонь. И к этому я оказалась совершенно не готова.

Розгин теперь все чаще пропадал в нашем подвальчике, хотя его служебные апартаменты находились тремя этажами выше. Мы играли в карты: я, Алик, два молодых актера и трое наших «клоунов» осветителей. Оленька на все происходящее реагировала крайне отрицательно, она буквально тонула в этих волнах жгучего флирта, плещущегося через край и адресованного далеко не ей. Многие из мужчин смотрели на меня, но Розгин не имел права этого делать! Она так любила его…

Через две-три недели Иванова категорически запретила азартные игры в цехе, Алику пришлось изобретать новые и новые способы легального общения со мной. Он запросто прибегал ко мне в операторскую, во время спектакля, легко обнимал сзади, за плечи, и целовал в шею так нежно, что я таяла, истекая ответным чувством. Розгин начинал что-то значить в моей жизни, и это, само по себе, предвещало мою погибель.

Иванова была сильным соперником. Она заполучила Алика в свои сети вовсе не для того, чтобы его использовали другие. К тому же Оленька была патологически ревнива. Я не знала, как выйти из этого тупика.

Поначалу все выглядело, как невинные шалости двоих одноклассников, но когда разговоры уступили место действиям, Иванова решила эту теорему по-своему. Она начала повсюду преследовать нас, принимала участие во всех наших разговорах, понимающе выслушивала обе стороны. Она резюмировала всегда одинаково:

– Петровна, он же тебе не нужен! За тобой все мужики бегают!

– Розгин, она уйдет от тебя через месяц! Жить с тобой – тяжкий крест!