Поцеловать небеса. Книга 1

Пока Иванова не имела прямых доказательств нашего предательства, мы имели право на легальное общение и нагло этим пользовались. Я стала все чаще пропадать в каморке Алика. Мы пили кофе, он развлекал меня лучшей мировой музыкой, которой у него было в немерянных количествах. Нам было действительно интересно, весело вдвоем, и мы вновь и вновь испытывали удары особого электрического тока, который зовется страстью.

Глава 42

Намечался Коленькин день рождения. Меня пригласили вынужденно посидеть в нашем подвальчике, пригубить водки с селедочкой. Ети уже давно не любили меня, терпеливо ждали моего окончательного падения. Их план был прост и примитивен. Сегодня по театру – дежурство Лисовского, он останется в театре до конца спектакля. Спектакль веду я. Они настучат шефу, он вызовет меня к себе и повесит очередной выговор за пьяный вид, после которого мне останется один шаг до увольнения.

Я сидела напротив Ивановой и буквально считывала эту информацию с ее злого невинного лица. После третьей рюмки я прекратила пить, что угрожало сорвать планы Етих.

– Петровна, ты не выпьешь за нашу дружбу?! – угрожающе орала Иванова. – Ты не выпьешь за своего друга Розгина?

– Ольга, мне еще работать. Вы пейте, не стесняйтесь. Я пойду в операторскую. Всем пока!

Я игриво подмигнула Алику, пожала Коленькино вялое плечо, дожевала кусочек пресервов и отправилась наверх нажимать свои кнопочки.

За секунды до третьего звонка я, к своему изумлению, увидела плывущего ко мне через зал капитана дальнего плавания – Лисовского. Зрители уже расселись по местам, спектакль почти начинался…

Он шумно распахнул дверь-купе, закрыл ее с неподобающим треском и бесцеремонно уселся на свободный стул рядом со мной. В эту минуту дали третий звонок и, при всем желании, я не могла бы уделить внимания столь важной персоне. Но после того, как успешно вдохнула на сцену свет и жизнь, я все-таки спросила:

– Чем обязана?

– Петровна, что у тебя с Розгиным? – нагло спросил он.

– Ничего…

– Весь театр «на ушах». Зачем он тебе нужен? Он еще глупый, непостоянный. А со мной ты будешь, как за каменной стеной и всегда молодая! – выложил Лисовский единственные козыря.

Хотелось ответить: «Как под стеной», но я сказала другое:

– Валя, он мне не нужен. Мне вообще никто не нужен.

– А я? Я тоже?

Дело принимало серьезный оборот. Валя взялся за старое, кроме того, он был в подпитии и мешал мне вести спектакль.

– Мое отношение к тебе неизменно. Я уважаю тебя. Но мы не можем долго находится вместе. У нас разные ценности.

– Брось! Легкие отношения еще никому не мешали. Когда придешь в гости? Я соскучился! – напирал он.

– Не знаю. Надо подумать… А ты зачем пришел? Ети настучали?

– Нет. У вас война? Розгина не поделили? Хочешь, я их всех повыгоню? Завтра?

– А если хочу?

– Я ж пошутил… Злая ты! Так, когда придешь? В выходные?

Я не знала, что ему сказать, не знала, как немедленно отделаться от него. И что-то мерзко-меркантильное внутри меня противно -подло зашептало: «Соглашайся, хуже будет». Или я читала мысли Лисовского?

– Хорошо. В выходные. Ты мне сейчас мешаешь. У меня сложные перестановки света. Извини…

– Ладно, перестановки у нее… Самое сложное – это я. Нам надо дружить, Петровна. Умная ты, сука! А так давно бы на х… послал. Я ценю общение с тобой. Но вот что меня смущает – если вы такие умные, шо ж вы такие нищие??? – заржал он внезапно.

Я навсегда благодарна этой его фразе.

– Говорю же, ценности у нас разные. Понимаешь? Не в деньгах счастье, – упрямилась я.

– Пойду, а то еще приму твою глупую веру. Завтра зайди ко мне в кабинет, договоримся на выходные.

Он шумно отплыл в обратном направлении, прямо посреди девственной тишины зрительного зала, и актер на сцене недовольно поморщился.

Почти сразу Лисовский позвонил ко мне в операторскую по внутренней связи и напомнил:

– Завтра у нас Боря Моисеев. Ты работаешь.

– Я помню, Валя. Спасибо.

Ети тихонечко допивали в подвале, когда я закончила спектакль и отправилась домой. По дороге я купила бутылку хорошего вина, и распила ее одна, под тихую музыку, закусывая мечтами… Пьяненький Алик очень хотел подарить мне прощальный поцелуй, но не успел. Поискал, походил и грустно отбыл восвояси.

Зачем мне все это? Розгин, Лисовский – герои не моего романа. Почему я тянусь к ним, допускаю до себя, боюсь потерять? Очевидно, что ничего не получится.

Например, Алик. Он страстно любит три вещи: спорт, еду и музыку. Он не представляет себе жизни без них! Как я могу сделать его счастливым, если я ненавижу футбол и более чем равнодушна к еде. Музыка – да! Но все остальное? На что надеется Алик, когда говорит, что придет жить ко мне и будет делить со мной радость и горе?

Как надоело все. Эта повсеместная ложь… Во имя чего она? Ведь слепому понятно, что Лисовский и я абсолютно несовместимы. Стоит мне лишь покинуть театр, как исчезнут все точки нашего соприкосновения. Может, я научилась использовать людей? Но пока у меня было стойкое ощущение, что используют меня.

Глава 43