А потом был спектакль, самое нелепое зрелище в моей жизни. Действо происходило на абсолютно черном фоне, который я «вытягивала» отдельно выставленными лучами разных цветов. Неудивительно, что после всего пережитого за последние сутки, руки впервые не слушались меня, и я чуть не облажалась в двух местах. Рядом сидел, ничего не подозревающий Александр, и пытался контролировать мои действия. Где-то с третьего этажа за сценой ревностно наблюдала Оленька и трепетно ожидала моего полного провала. Рядом с ней за своим пультом сидел Розгин и трясущимися руками сопровождал звуком мои световые зарисовки. И, не видя друг друга, а только по почерку, выводимых на сцене, каракуль, мы знали наверняка – кто из нас победитель, а кто побежден.
В это время в зале поднялся еле слышный ропот, который перерос в шум толпы. И я впервые увидела, что такое настоящий провал. В том не было нашей вины. Просто спектакль не понравился городским искушенным театралам. Люди вставали и уходили из зала, молча, в полной темноте. И это зрелище бредущих мимо людей всерьез напугало меня…
– Не мой день, – сказала я в пустоту.
– Ты прелесть! – отозвался Александр. – Приезжай ко мне в Москву… У тебя настоящий талант. Я вижу, что ты сегодня не в лучшей форме. На что же ты способна в свои лучшие дни? Приезжай, я помогу, чем смогу. Приедешь? – он уже записывал адрес и телефон на клочке бумаги, вырванном из театральной партитуры.
Опять двадцать пять! Ну, конечно же приеду! Ко всем приеду! Обязательно приеду!
Глава 45
Что же было потом? Жизнь потекла руслом, предсказанным Лисовским. Я начала выезжать на гастроли в соседние городишки. В каждом из них моя скромная персона имела бешеный успех среди коллег. Меня встречали хлебом, солью и водкой, развлекали свежими анекдотами. Мы дружили, обменивались навыками и умениями.
После одной из таких поездок, вернувшись домой глубокой ночью, я проспала двенадцать часов подряд и не явилась вовремя на работу. Валя встревожено бегал по театру, спрашивал у всех, не видел ли кто меня, а я выплыла на сцену только ближе к обеду. Весь мой облик свидетельствовал о том, что вчера я пила крепкий медицинский спирт. Но на Валин вопрос: «Почему ты опоздала?» я легко ответила: «У меня понос…», чем вызвала жуткие приступы смеха у своих коллег. Они так задорно хохотали, что Валя сразу сменил гнев на милость.
– Выпей таблетку. Незачем жрать все подряд на выездах.
Кстати, о коллегах. Хокин совершенно вымотал меня своим постоянным отсутствием. Дело в том, что большие прожектора после каждого спектакля убирали наши мальчики. Но вот именно Хокин при этом нарочито отсутствовал. Я несколько раз убрала тяжеленные фонари самостоятельно, а потом просто сделала ему мелкую гадость, позвонила в специальный отдел и сообщила, что по такому-то адресу хранятся легкие наркотики. Адрес, естественно, был назван Хокинский, и наркотики там, безусловно, были.
Ой, что тут началось! К нему приехали с обыском, перевернули все вверх дном и действительно нашли марихуану! Хокин точно знал, кто это сделал.
Следующий день он начал с прямого наезда:
– Сука, я тебя убью!
– Послушай меня, мальчик, – отвечала я. – Ты меня достал. Или ты будешь работать свою работу, или ты вылетишь из театра. Я тебе это гарантирую.
– Неужели?
– Посмотришь!
Он замахнулся на меня, но бить не стал. Это немного облегчило его участь.
После этих событий во время экзамена по технике безопасности, Хокину был задан простой вопрос:
– Как вы будете спасать человека, если его ударило током?
– На что был дан ответ, вошедший в историю:
– Эт-то смотря кого ударило, – и он выразительно посмотрел на меня.
Ближе к лету Хокин действительно вылетел из театра, как я ему и обещала. Я написала три рапорта Лисовскому о безобразном поведении осветителя восьмого разряда. Странно, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы ему указали на дверь.
После ухода Хокина остальные мальчишки тоже начали поговаривать о перемене мест. Они хотели зарабатывать деньги, они выросли и созрели для семейной жизни. Театр не давал такой возможности никому. Там нельзя было подрабатывать, он требовал полной бесплатной самоотдачи. Таким образом, театр стоял на людях самоотверженно преданных искусству. Путем естественного отбора был создан основной костяк. Многие из тех людей до сих пор поправляют кулисы, поворачивают прожектора, репетируют новые роли. Многие. Но не лучшие из тех кто был…
Тем временем, я продолжала помогать по хозяйству И.О. директора театра, Лисовскому Валентину. Он поднимался по карьерной лестнице с головокружительным успехом. Его вес в театре определялся простой фразой: «Я сказал!» Никто не смел спорить с ним. Никто, кроме меня.
Я запросто приходила к нему домой, протирала пыль, готовила еду, кормила его обедом и тайком отпивала спирт из большой бутылки, добавляя в нее простой воды, чтобы не падал уровень.
Валя продолжал иметь со мной редкие отношения, наивно полагая, что мы сможем построить какое-то будущее. Я давно перестала объяснять ему, что самое главное в моей жизни – это дочь, от которой я никогда не откажусь.