Поцелуй мамонта

С некоторых пор Никоша не только штаны об кедровые пни дерёт, да зад на скамейках трёт. Работает истопником так усердно, будто прозябает на карловарских курортах. Топить печь — не привыкать Никошке. Знает он это дело по мамкиной избе, волею судьбы променянной мужчинами на таёжную заимку.

Убили мамку красные партизаны не по злу, а жалеючи. Было это год назад, в зиму, произошло по соседскому доносу, когда братья — не вовремя черти повзрослели! — подались кто в белую армию, кто в красную. Разборки долго не вели:

— Где Мойша, где шрифты?

— Нах шрифты!

— Сыновья в гости наведываются? Прячешь сынов?

— Кто кем устроился? Красные есть средь их?

— Один? А остальные кто? Беляки? Ах, беляки, антихриста мать!

А главное: «Бабки где? Где золотишко? Талеры вынимай. Показывай казну, схроны то есть!»

А чекист Кожан всё своё талдычит:

— Дамочка, Фуй — Шуй где? Волчок Времени отдай, а! Что, спекульнула? А не врёшь? ЧК знает, всё знает! В предписании прописано: у вас всё застряло. Селифан Вёдров все сведенья под пыткой подтвердил. (Вот же врать горазд, стервец!) Показать бумагу или на слово поверишь?

— Много чести. Пулю ей сади в язык, и весь разговор.

Чекист:

— Всё равно найдём, дура мать, чего молчишь? Слог истёрся? Не ироглифы спрашиваем — по русски жарь!

Что за чёрт! Не посвящена Явдохея ни в каких волчков времени и волшебных слонов со стёртыми иероглифами. Видела только нелепые, если не сказать — совсем херовенькие — заржавелые игрушки без особых имён.

— Нет ничего, первый раз слышу про Селифана, не знаю, кто таков. Первый раз слышу про вашего Фунь — Шуня. У вас детки есть? Бери другое. Игрушки деткам своим бери. Под кроватями ящик. Вон оне! Берите, гости дорогие!

— Издеваешься? — Хрясь! — прикладом по лицу.

Стало лицо некрасивым у Явдохи.

— Сказки всё это проклятого капитализма. Говори правду!

— Стой, убьёшь ненароком. Как будем отчитываться?

— Был бы волчок, удовольствием одарила бы, — говорит из последних сил добрая ко всем детям Явдоха. — Найдёте — берите себе, и пусть игрушки эти будут прокляты, если от них зависят чьи — то жизни. Железяки забирайте, которые вам по нраву, всё берите — медь, золота нет, бумаги берите, закладные, ассиг…

— Вот же белая курвь!

— Капиталистка она!

— Кровопийца народа!

— Чего? Бумагами хочешь отбрехаться?

— Брильянтами не баловались, работали сами, как могли, — едва вышептывает Явдоха опухшим ртом. По развороченным губам кровь течёт. Красивые Явдохины губы наливаются фиолетом, пухнут. Слизнула течь через силу. — Оставьте, пожалуйста, мне немного времени пожить. — Поднялась едва, стала на колени, дрожит. Выше не может. Зря приподнялась: лежачих на Руси не бьют. — Не трогайте лица, милые гости: нос вмяли, не поправить теперь.

Не внимают Явдохее. Здесь и лежачих бьют и вставших с колен. Будешь трупом — и то не защищён: надругаются, глаза выколют, вспорют живот, насыплют трухи, пшена, голову отсекут и станут её пинать будто мяч. Такая разная Расея и шутки её злеют век от века. Друзья становятся не товарищами, а завистниками и мечтают о мести. Братья глупеют и прут на тебя, как на врага, а до того издеваются и насмехаются, как на последнюю рвань. А на самом деле всё ровно наоборот… Кто её знает — то эту правду. Кто объяснит без злого умысла? А никто!

— Ето, перед етим… может тпрнуть её разок?

— Я первый в очереди. В тот раз я покойницу смолил. Надоело холодных!

— Сам и довёл!

— Свидетелев нету, — и полез лесной воин под ватник рассупониваться.

— А мы не свидетели, чоль? Ха — ха — ха.

— Не стесняется своих, ишь, разбаловался. Голый пляж нашёл!

— Часы гляди! Вре — мя! Тикает, едрень — мигрень. Ночь скоро. Быстрей давай.

— Рассупыжился. Рожа в баню пошла. Греби в зад. Моя очередь.

— Ха — ха — ха.

— Старушку — то?

— Пздёнке, жопёнке, кака разница!

— Без аморалу тут! Стрельну петуха!

— Стойте, стойте, коллеги. Ещё пару вопросов надо…

— Отодвинь! Наша она добыча.

— Дырь — она и есть дырь. Тёплая!

— Обкакалась чоль, курица?

— Чё — то притихла? Жива ль?

Молчит Явдоха. Нос утоп в черепе. Чует: больнее уже не будет. — Трахайтесь ещё, я не против.

— Тьфу, морда!

— Приклад об тётю вытри, пока сухая стервь.

Вытер. — Бэмс!

— Ох — х–х, матушки, — выговорила тряпка.

Хотели ещё хряснуть.

— Напружинилась. Кончает. Ишь, понравилось как.

— Погодь. Не так. Дай — ка, приложусь к тыкве.

Тыкв не велено пытать. Смысла нет. Вот же несказанно повезло мамке. И к телу не притронулись в третий раз, кончили очередиться: заторопились так.

Саблей вжик! — ойкнуть не успела тыква — человек — тряпка — полоснули наискось с разворота.

Охнул и чекист. Не успел защитить Явдоху. Могли бы в тёплом месте поговорить и, глядишь, раскололась бы Явдоха добром.