Сползло со стола ставшее мёртвым тело Явдохи. Хлынула кровь рекой через тонкую голубкину шею, полилась из порезанного полушубка. Кривая улыбка не успела сойти с лица. Бумс! Сложилась на полу мешком. Сдавился и хрипнул воздух из свежего отверстия. Лицо поначалу с досками слилось. Потом в скользкости повернулось набок, плюхнулось в своё. Так и умерла, будто в радости, будто в любимой игре. В глазах непроявленной плёнкой дети и любимый муж застыли. Кухню залило до порога, и в погреб потёк алый, пузырчатый Явдохин сироп.
— Вай, вай. Как теперь писать отчёт?
Стали ломать дом. Нашли немного спрятанных бумажных денег. Золотую, приватно погнутую, царёву монетку нашли. Ломал ту монету на спор с Охоломоном Федот Иванович Полиевктов, будучи (давненько уже) в гостях у Мойши. Так и оставили на память о Федотовской мощи.
— У них тут бохтырь ночевал!
— Всё, кончились в хате деньги.
Копать мёрзлый огород не стали.
Мастерские хотели пограбить, да только там ничего полезного для украшения лесных прозябаний нет. Залезли в подпол, забрались в лабаз, вытащили всё съедобное: соленья, копчёности.
Безруков Ванька: «Богато живали!»
Владилен Бронски: «Жалко, что трезвенник был».
Заяц — Шофёр: «Хорошо хлебушко припрятал, живодёр».
Фрам Прытков: «А нам — помирай!»
Бурдыло Стас: «Кулачинище жидовское!»
Хох Грамотный: «Ложка масонская, а медовуха еврейская!»
Лёвка Махер: «Зазря пришли».
Хох Сверхграмотный: «Брешу так, гражданы, жидовьску дипортацыю им всим триба»!
Чекист: «Обосрали мне операцию! Сволочи, грубияны, анархисты, простецы».
Вечерело быстро. Стали торопиться домой ворчливые дядьки. Бочки с вином не нашли: потому что в ульи лезть побоялись. А там всю медовуху только сонные пчелы берегли. Вот дурни — то!
В хату ткнули факелом, соломки подбросили. Постояли, погрели руки. Заглянули в хлева, в птичий дом. Курям бошки свернули и в полусумки распихали. Худую скотину (2 шт. без расп. евстевств.) повели за собой в леса. Мычала скотина: жалко им хозяйку — то. А сволочи только хохотали: домашняя де скотинка, хохлятской толщины, ишь, пригрелась к нашенскому сибирскому курорту!
Подошли к лесу, оглянулись: полыхает вовсю мойшин хуторок, озаряет округу, будто праздник какой. Хе — хе, жарко там. Вот снег — то пойдёт щас ручьями, словно весной.
Попёрлись к освящённому огнём, горячему хутору другие гражданские воры, конокрады — цыгане и бедняки. Но нечего уже взять: всё съело пожарище. Двое странных типов припёрлись быстрей всех: нерусь на лицах, в халатах оба поверх телогрейки, малахаи на бошках и с кистями. Монгол — шуданцы что ли, китаёзы? — воткнули в снег кривые сабли, палатку поставили: будут поутру погреба вскрывать. Шикнули на публику, и разошлась безоружная русская публика.
Ничем, в общем, ничем не смогли поживиться Явдохины соседи на память о работящей семье. Вот беда! Разве что кирпичи от печки и каменки, когда остынут, смогут пригодиться для домовых заплат.
***
А Никоша в то злое время в Ёкске куковал — особо не горевал. А отец, как назло, в то печальное время поехал сына забирать: война идёт по стране, кончалась его учёба, и на оплату стало не хватать и на еду. И по той простой причине дома отсутствовал.
Так вот себе жизнь нечаянно сохранили сын с отцом. А жить надобно дальше. Люди всё — таки, а не марсианская механика.
Приехали на заснеженное уже пепелище, вместо тела похоронили выкопанную щепотку пепла, похожую хоть на что — то. Поставили над горсткой деревянный грубый крест, нацарапали на табличке красивое мамкино имя «Явдохея».
Рыдали Никоша с папаней недолго: надо было трогаться с места. Бежать! Злых языков хватало. К разгулу доносов красноречиво призывали листовки.
***
Темень.
Военный мотор задорно брюхтел в глубине.
Из леса на опушку выполз автомобиль марки «Джип». Если «Джип», значит в джипе сидели джипперы.
Постояли джипперы секунду. Выбора нет. Единственное жильё здесь. Греться пора. Банька не помешала бы. Тронули дальше по прямой, потом маленько в горку напряглись, и вползли в открытые ворота.
Забегали в Таёжном Притоне: кто прибыл? Зачем? Добры ли люди в военн — авто? Сколь их? Есть ли пулемёты? Есть ли с волосами до плеч: коли есть, то анархи. Если с бородами, то просто убивцы. Не расстрелкоманда ли пожаловала? Как в темноте нашли? Как мимо мин проехали? Карта у них что ли? Одни вопросы у Вихорихи.
Нет опознавательных знаков на Таёжный Притон. Нет и вывески на лесном доме. А людская молва лучше адресного бюро: славит и клянёт Вихорихин рай.
***
Постояльцев сегодня никого: война идёт. Даже самые гульбивые не часто жалуют. А нынче здесь властвуют иностранные партизаны.