Поцелуй перед смертью

— Алло. Мисс Ричардсон? Это Кингшип. Хочу попросить вас об одном одолжении. Это очень серьёзно, я боюсь. И совершено конфиденциально. — Из трубки донеслось неразборчивое щебетание. — Вы не могли бы отправиться в офис, пожалуйста, да, прямо сейчас. Я бы вас не просил, если б это не было чрезвычайно важно, и я… — Снова послышалось щебетание. — Зайдите в отделение по связям с общественностью, — продолжал Кингшип. — Проверьте картотеку и посмотрите, отправляли мы когда-либо какие-либо рекламные издания — Баду Корлиссу.

— Бёртону Корлиссу, — подсказал Гант.

— Или Бёртону Корлиссу. Да, совершенно верно — мистеру Корлиссу. Я у себя дома, мисс Ричадсон. Позвоните мне сразу, как только выясните. Спасибо. Большое спасибо, мисс Ричардсон. Я очень признателен… — Он повесил трубку.

Гант, морщась, покачал головой:

— За соломинку хватаемся, так ведь?

— Я должен быть уверен, — ответил Кингшип. — В таком деле нельзя сомневаться в уликах. — Он прошёл обратно к дивану, встал за его спинкой.

— Да вы уже уверены и отлично об этом знаете, — буркнул Гант.

Кингшип облокотился на спинку, уставившись вниз на проспекты, сползшие во вмятину, оставшуюся после него на подушечке.

— Вы отлично об этом знаете, — повторил Гант.

Установившуюся на мгновенье тишину нарушил усталый вздох, вырвавшийся у Кингшипа. Он обошёл вокруг дивана, поднял проспекты и сел.

— Как мне сказать Мэрион? — спросил он. Он потёр колено. — Этот сукин сын… этот чёртов сукин сын…

Гант подался вперёд к нему, оперевшись локтями себе на колени.

— Мистер Кингшип, во многом я был прав в этом деле. Вы признаёте, что я был здесь прав во всём?

— Что значит, "во всём"?

— Насчёт Дороти и Эллен. — Кингшип издал раздражённое шипение. Гант продолжил скороговоркой: — Он не сказал Мэрион, что учился в Стоддарде. Должно быть, он замешан в деле Дороти. Должно быть, он — тот, от кого она забеременела. Он её убил, а Пауэлл и Эллен откуда-то узнали, что это он, и ему пришлось их тоже убить.

— Записка…

— Он мог добиться её хитростью! Такое и до него делали — всего лишь месяц назад в газетах писали про парня, сумевшего это сделать, и по той же причине: его подруга забеременела.

Кингшип покачал головой.

— Я бы поверил, что и он способен, — сказал он. — Он так обработал Мэрион, что я теперь готов поверить про него во всё что угодно. Но в вашей теории есть изъян, большой изъян.

— Какой? — потребовал Гант.

— Он ведь охотится за деньгами, так? — Гант кивнул. — А вы «поняли», что Дороти была убита, потому что на ней было кое-что старое, кое-что новое, кое-что взятое на время и кое-что голубое? — Гант снова кивнул. — Что ж, — сказал Кингшип, — если он был тем, кто соблазнил её, а она готова была выйти за него замуж в тот же день, тогда зачем ему было убивать её? Он бы преспокойно на ней женился, так ведь? Он женился бы на ней и получил бы деньги.

Гант молча глядел на Кингшипа — ему нечего было сказать.

— Вы правы насчёт этого, — Кингшип потряс проспектами, — но насчёт Дороти вы ошибаетесь. Полностью ошибаетесь.

Помедлив какую-то секунду, Гант поднялся из кресла и прошёл к окну. Тупо уставился в него, покусывая нижнюю губу.

— Хоть вниз прыгай, — признался он.

Когда зазвонили в дверь, Гант отвернулся прочь от окна. Кингшип, поднявшись с дивана, стоял перед камином, опустив глаза на аккуратно сложенные берёзовые поленья. Он нехотя повернулся, прижимая к себе свёрнутые в трубочку проспекты, уклоняясь от настойчивого взгляда Ганта.

Послышался звук открывающейся парадной двери, затем голоса:

— … зайдешь не надолго?

— Думаю, нет, Мэрион. Завтра нам рано вставать. — Последовало продолжительное молчание. — Буду стоять у себя перед домом в семь тридцать.

— Тебе лучше надеть тёмный костюм. На заводе, должно быть, легко испачкаться. — Ещё одна пауза. — Доброй ночи, Бад.

— Доброй ночи.

Дверь закрылась.

Кингшип скрутил проспекты в более плотный рулон.

— Мэрион, — позвал он, но вышло как-то чересчур тихо. — Мэрион, — повторил он громче.

— Иду, — донёсся её радостный голос.

В наступившей тишине оба неожиданно стали различать тиканье часов.

Она появилась в широком дверном проёме, поправляя воротник своей изящной белой блузки с длинными рукавами. После холода на улице щёки её сияли румянцем.

— Привет, — сказала она. — Мы были на…

Она увидела Ганта. Её руки повисли безжизненными плетьми.

— Мэрион, мы…

Её будто ветром сдуло.

— Мэрион! — Кингшип помчался на выход, в прихожую. — Мэрион! — Она уже была на средине уходящей наверх белой винтовой лестницы, выбивая каблучками яростную дробь. — Мэрион! — крикнул он гневно, повелительно.

Она остановилась, упрямо продолжая смотреть вверх, рукою держась за перила.

— Ну?

— Спустись сюда, — сказал он. — Мне надо поговорить с тобой. Это крайне важно. — Помедлив секунду, повторил: — Спустись сюда.

— Хорошо, — развернувшись, с королевской чопорностью она сошла по ступенькам вниз. — Ты можешь со мной поговорить. Перед тем, как я поднимусь наверх, соберу вещи и уйду отсюда.

Кингшип вернулся в гостиную. Гант, озадаченный, стоял посреди комнаты, положив руку на спинку дивана. Страдальчески качая головой, к нему подошёл Кингшип.