Поверхностное натяжение

Конечно, жизнь в Штатах оказалась не такой безоблачной, как это ему представляли, но он и не ждал, что попадет в рай. Возьмите, к примеру, пресловутое отсутствие классовых различий. Весь мир знал, что в Америке и черные и мексиканцы, равно как и бедняки подвергаются жесткой дискриминации, а любая политическая оппозиция правящей верхушке – вещь, чреватая неприятностями. Но это были не те классовые различия, о которых он знал по своей прошлой жизни.

Потомок семьи рабочих из неописуемо убогого городка по имени Донкастер, что в Средней Англии, Мартелс говорил на диалекте рабочих низов, и это, как печать прокаженного, перекрыло ему доступ в «приличное» общество, члены которого считали будущего доктора наук ровней разве что какому-нибудь занюханному эмигранту из Пакистана. Родители Мартелса были просто не в состоянии купить ему место в частной школе, где он мог бы избавиться от ужасных звуков, что срывались с его губ, или овладеть классическими языками, что в годы его юности было одним из необходимых условий для поступления в Оксфорд или Кембридж.

Мартелсу пришлось пробивать себе путь в науку через третьесортный краснокирпичный университет – драться, кусаться и что есть сил пинаться. И хотя он закончил университет с высшим из возможных баллов по астрофизике, акцент у него был столь чудовищен, что ни один из баров в Британии не хотел его видеть в своих ресторанных залах. Залы для простонародья – таков был удел будущего светила науки.

В Штатах же акцент считался лишь частью регионального колорита, и об образованности человека судили не по его интонациям, а по грамматическим навыкам, богатству лексикона и знаниям. Откровенно говоря, Мартелса поначалу беспокоили условия, в которых проживали негры, мексиканцы и бедняки, но, поскольку он не принадлежал ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим, чувство беспокойства его вскоре отпустило.

Что же до политической активности, то политика была не для него. Только подумай он поднять где-нибудь плакат – неважно, с какими словами, – тут же потеряет и паспорт, и право на проживание в стране.

С деньгами дело обстояло примерно так же. Хотя денег здесь было не в пример больше, чем в Англии, в таких местах, как Нью-Йорк, они утекали у тебя быстрее, чем ты их зарабатывал. Но Мартелс жил не в Нью-Йорке. Недолго и умеренно эффектно почитав лекции по радиоастрономии в университете Джорделл Бэнкс, Мартелс был принят директором в соответствующий его научным интересам исследовательский отдел молодого, но энергично растущего университете на Среднем Западе, где денег было побольше, а негров и мексиканцев – поменьше. Конечно, выбросить из головы их горести и бедствия Мартелс просто так не мог, но поскольку перед глазами этот народ не крутился, то и совесть его могла отдохнуть. Правда, с возможностью полетать на планере, что Мартелс частенько и с охотой делал в Англии, в Чилтерн-Хиллз, здесь было похуже, если вообще хоть как-то было, но нельзя же хотеть всего и сразу!

Был здесь еще один соблазн, главный. Университет только что закончил сооружение радиотелескопа принципиально новой конструкции, представлявшей собой набор дипольных антенн в форме управляемой тарелки площадью в квадратную милю, и устроена она была в естественной ледниковой выемке. По сравнению с новым телескопом все его предшественники казались такими же примитивными созданиями, как и оптический прибор, идею которого Галилей стащил у Иоанна Липперсгея.

Конструкция эта позволяла пользоваться тарелкой, меньшей по размеру, чем та, что стояла в Джорделл Бэнкс, но требовала установки облучателя почти такого же массивного, как тот, что торчит на шестидесятипятидюймовом оптическом рефлекторе. Чтобы управлять этой штуковиной, нужна была сумасшедшая энергия, зато – по крайней мере, теоретически, – с ее помощью можно было забраться в самые отдаленные глубины вселенной и считывать радиоданные о температурных режимах, близких к колебаниям температуры на затылке самого Мартелса.

Поначалу Мартелс был обрадован появлением в своей жизни этого телескопа – как любящий отец, купивший единственному сыну новую электрическую железную дорогу. Только представьте себе, какие события, происходящие в далеких уголках вселенной, могли бы быть зафиксированы с помощью этого чуда! Проблема с радиотелескопом была лишь одна: единственное, что он пока принимал, был сигнал местной радиостанции, с утра до ночи крутившей рок.

Нет, с теорией все было в порядке – в этом Мартелс был убежден. Конструкция телескопа была идеальной. В полном порядке была и электросхема – он проверял ее регулярно и тщательно. Возможно, ошибку допустили при сборке волноводов, и эта ошибка искажала либо поле приема, либо передачу сигнала.