Поверхностное натяжение

В пользу краснокирпичных английских университетов можно было сказать по крайней мере одну вещь: они не способствовали развитию навыков во владении греческим или английским, но физиков-теоретиков без приличных инженерных знаний из своих стен они не выпускали. Разогрев и настроив усилитель, Мартелс повернул его ручку до упора (установки, которые легко могли бы перенести кампус университета в самое сердце сфероидальной галактики Большой ковш № 2, галактического кластера, находящегося от Земли на расстоянии полумиллиарда световых лет), по алюминиевой решетке управляемой параболической антенны добрался до волновода и принялся на него карабкаться, держа в руке не помещавшийся в кармане детектор силы поля.

Забравшись наверх, Мартелс сел отдохнуть, свесив ноги и заглядывая в трубу волновода. Задача состояла в том, чтобы по спирали спуститься вниз, через равные расстояния выкрикивая показания интенсивности поля для техников, которые стояли внизу.

Краснокирпичным университетам делает честь то обстоятельство, что из их аудиторий выходят в свет отличные инженеры. Но вот навыков промышленного альпинизма своим выпускникам они, увы, не прививают. На голове у Мартелса не было даже банального защитного шлема. Поставив ногу, обутую в кроссовку, на казавшийся надежным угол соединения двух консолей, он поскользнулся и головой вниз полетел в трубу.

Мартелс не успел ни вскрикнуть, ни услышать донесшиеся снизу встревоженные голоса техников, поскольку потерял сознание еще до того, как ударился об пол.

Но, в общем-то, об пол он так и не ударился.

То, что произошло с Джоном Мартелсом, можно было бы объяснить ясно и четко, но для этого необходимо дать несколько страниц на метаязыке, изобретенном доктором Тором Вальдом, шведским специалистом по теоретической физике, который, к сожалению, должен был родиться только после 2060 года. Здесь же достаточно сказать следующее: благодаря корявым рукам одного из сварщиков, монтировавших университетский радиотелескоп, тот действительно обрел беспрецедентные технические характеристики, хотя совсем не те, на которые рассчитывали его проектировщики. О том, что у них получится, они даже и подумать не могли.

2

– Окажи честь, уделив мне малую часть твоего внимания, бессмертный Квант!

Вынырнув из полной темноты, Мартелс попытался открыть глаза и понял, что не в состоянии это сделать. Тем не менее через мгновение до него дошло, что он может видеть. Но то, что ему открылось, было настолько странно, что он вновь попытался закрыть глаза, но делать этого не смог. Похоже, он был парализован – невозможно было даже сдвинуть поле обзора.

А что, если он сломал себе шею? Но, если так, это вряд ли повлияло бы на работу глазных мышц или век. Или все-таки повлияло бы?

Кроме того, он был явно не в больничной палате. Тут ошибки быть не могло. То, что он видел, напоминало большой, плохо отремонтированный зал. Откуда-то сверху пробивался солнечный свет, но не без труда, отчего помещение было погружено в неясную дымку.

Местечко было какое-то затхлое, хотя запаха Мартелс пока не чувствовал. Способности слышать он не потерял, чему свидетельством были услышанный им голос и слабое эхо, донесшиеся до него со всех сторон. Он попытался открыть рот, но безрезультатно.

Приходилось довольствоваться теми фактами, которые донесли до него его слух и зрение, и что-то выяснять на их основе. На чем это он сидит? Или лежит? Теплое это место или холодное? Увы, тактильные ощущения Мартелса тоже покинули. По крайней мере, боли он не чувствовал, хотя это могло означать, что и болевые ощущения, как таковые, у него исчезли. Находился ли он под действием лекарств? Или, может быть, ему сделали операцию? Догадаться ни о том, ни о другом было нельзя. Не чувствовал он также ни голода, ни жажды – весьма двусмысленные ощущения.

В поле его обзора, на полу, в беспорядке лежали и стояли удивительно странные артефакты. То, что они находились перед Мартелсом на разном расстоянии, убедило его в том, что он способен менять глубину взгляда. Некоторые из предметов казались даже более ветхими, чем сам зал. В некоторых случаях о степени разрушения было трудно судить, поскольку эти вещи представляли собой некие скульптурные произведения, а также иные образчики искусства, представлявшие собой изображение бог знает чего, о чем Мартелс мог судить с трудом, поскольку изобразительное искусство его никогда не занимало. Прочие объекты представляли собой некие машины. И хотя Мартелс вряд ли смог бы догадаться о предназначении последних, в коррозии он разбирался хорошо. Эти устройства не использовались долгое-долгое время.

Но кое-что здесь функционировало. Мартелс слышал слабое гудение, некий циклический шум – словно где-то позади него призрачный цирюльник приладил к его шее или затылку миниатюрный массажер, годный разве что для комариной головы.