Поверхностное натяжение

На мгновение, после того, как затихли отзвуки эха, наступила полная тишина, и в ту же секунду Мартелс почувствовал, что он потрясен. Но это потрясение, как оказалось, переживал не он. Посетитель же охнул и бросился прочь.

На этот раз Мартелсу удалось проследить за ним взглядом, хотя глазами он управлял отнюдь не по собственной воле. Обнаженный человек исчез за низкими, залитыми солнцем дверями, за которыми открывался густой лес или же джунгли. Предположения относительно размеров зала нашли свое подтверждение, и стало, кроме того, ясно, что он лежит на уровне земной поверхности. После этого взгляд Мартелса вернулся к унылой каменной стене и лежащим в беспорядке бессмысленным артефактам.

– Кто ты? – спросил голос Кванта. – И как ты попал в мой мозг?

– Твой мозг?

– Это мой мозг, и я – его законный владелец. Я есть бесценный великий дух, сохраняемый и почитаемый всеми, кто знает, что есть жизнь после смерти. Я был заключен в это вместилище в конце эпохи Третьего Возрождения, и артефакты этой эпохи ты видишь в моем музее. Люди эпохи Четвертого Возрождения считают меня чем-то вроде своего бога, и они знают, как обеспечить мой покой и благополучие.

Угроза, прозвучавшая в последней фразе, не ускользнула от внимания Мартелса.

– Повторяю: кто ты, и как здесь оказался?

– Меня зовут Джон Мартелс, и я не имею ни малейшего представления о том, как я сюда попал. А смысл того, что сейчас происходит, мне совершенно непонятен. Я был в нескольких секундах от неминуемой смерти, и вдруг, совершенно неожиданно, оказался здесь. Вот и все, что мне известно.

– Предупреждаю тебя – не лги! – грозно произнес Квант. – В противном случае я избавлюсь от тебя, и ты умрешь в течение двух-трех секунд, или перейдешь в жизнь после смерти, что есть одно и то же.

Мартелс решил быть предельно осторожным. Несмотря на то что у них с Квантом был, как видимо, один мозг на двоих, это создание, вероятно, не было способно читать его мысли, а потому он мог воспользоваться этим преимуществом и удержать при себе часть информации, которой владел. Да и к тому же никто не мог гарантировать того, что этот «как бы» бог не избавится от него, как только его любопытство будет удовлетворено. А потому Мартелс произнес с отчаянием в голосе, которое было почти реальным:

– Я же не знаю, что тебе нужно!

– Сколько времени ты находишься здесь? – спросил Квант.

– Не знаю.

– Что было последним из того, что ты помнишь?

– Я рассматривал эту стену.

– Как долго? – поинтересовался Квант грозно.

– Я не знаю. Мне трудно сосчитать дни. Ничего не происходило, пока не заговорил этот твой посетитель.

– А какие из моих мыслей ты успел прочитать за это время?

– Ничего из того, что было бы мне понятно, – сказал Мартелс, стараясь не выдать и тени колебания после слова «ничего».

Чрезвычайно странно было обнаружить, что он, по сути, говорит сам с собой, словно его личность раскололась надвое. Но еще более странно было то, что ни одна из поселившихся в одном мозге ментальных сущностей не была способна считывать мысли другой. И это в равной степени касалось и Мартелса, и Кванта.

– Ничего удивительного, – произнес Квант. – И, тем не менее, с тобой что-то не так. У тебя сознание молодого человека, и, если судить по его ауре, ты старше меня. Таков парадокс. К которому из Возрождений ты принадлежишь?

– Прости, но твой вопрос кажется мне бессмысленным.

– В каком году ты родился? – в голосе Кванта сквозило удивление.

– В девятьсот пятьдесят пятом.

– По какому стилю датировки?

– Стилю? – переспросил Мартелс. – Это мне тоже непонятно. Мы называли это «нашей эры», то есть – после рождения Христа. Насколько нам известно, он был рожден через семнадцать тысяч лет после того, как человечество изобрело способ оставлять письменные свидетельства.

Последовала долгая пауза. Интересно, о чем думает этот Квант? А что думает он сам? Как бы то ни было, но никакой пользы от этого думания не было. Он, Мартелс, был чужаком в чьем-то мозгу, и этот кто-то нес в разговоре с ним всякую чепуху. Он, Мартелс, был пленником, но и Квант, его тюремщик, тоже был пленником, хотя и утверждал, что имеет статус какого-то божества – не зря же к нему приходят советоваться.

– Понятно, – неожиданно прервал молчание Квант. – Без помощи главного компьютера особой точности не добиться, но точность здесь и не нужна. Если исходить из твоей системы подсчетов, то сейчас идет двадцатипятитысячный год от рождества Христова.

Вынести этот последний удар Мартелс уже не смог. Он почувствовал, что проваливается в яму беспамятства – его слабое сознание, каким-то диким образом нашедшее спасение от смерти в чужом мозгу, испытавшее натиск бессмысленных фактов и находящееся под угрозой смерти, природу которой он никак не мог осознать, не выдержало.

И в тот же самый момент он стал объектом атаки – холодной, молчаливой и яростной. Квант решил-таки от него избавиться.