Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Тут можно рассказывать долго, однако сведу к минимуму: под личным контролем Григория Начевича, прозванного за умения плести козни Вельзевулом, была организована изящная интрига со слабой на передок супругой военного министра, гулявшей налево, и с одним из министров, особо приближенным к бывшему премьеру. Всё было устроено так, что именно Стамболову оскорбленный супруг в конце концов послал вызов на дуэль, публично назвав «грязным сводником». Дуэль, правда, не состоялась (диктатор, сознавая, что генерал Савов его просто убьет, нашел предлог уклониться), однако газеты трепали эту историю изо дня в день. В итоге князь Фердинанд, на пару дней заехавший в Софию из Вены, «с удивлением» узнав обо всем, попросил Михаила Савова подать в отставку, ибо, при всем уважении, такая грязь «несовместима с честью мундира». На его место он назначил «и.о.», разумеется, Рачо Петрова, имевшего на то все права в качестве начальника Генштаба.

Затем Кобург — как «честный арбитр» — повидался с лидерами всех фракций, прося сделать всё, чтобы «не лить грязь дальше», но при этом мило ужасаясь «поразительными деталями» и неуклонно повторяя: «Во всяком случае, имейте в виду: когда мне надо будет менять правительство, я не воспользуюсь грязными штанами госпожи Савовой», —

и опять уехал, порекомендовав напоследок Михаилу Савову, досадно уважаемому в войсках, на время покинуть страну, потому что («Но строго между нами, генерал!») премьер, «по вполне достоверным сведениям», заказал его убийство.

Разумеется, испуганный рогоносец прежде, чем отбыть в Париж, детально, без ссылок на князя, поведал обо всем прессе, а попытка Стамболова на страницах «Свободы» рассказать подробности интриги закончилась публикацией в «Свободном слове» княжеской телеграммы, где Фердинанд, выражая «полную моральную поддержку полковнику Савову»,

открыто назвал премьера «подлецом, способным на самые низкие поступки». И армия согласилась: да.

ГРАФИК НАТЯЖЕНИЯ ТВЕРДОГО ТЕЛА

Естественно, на княжескую телеграмму Стамболов, измученный «наездами», диабетом и скверными предчувствиями, отреагировал крайне резко, требуя у князя дать «добро» на роспуск «собрания клеветников» и новые выборы.

Но князь реакции как бы не замечал, получая удовольствие от Европы, а перед тем как все-таки возвратиться, нанес визит послу империи в Вене и долго беседовал с ним тет-а-тет, после чего на улице, лукаво улыбаясь, заявил слетевшимся на сенсацию журналистам: «No comments». Ну и...

Эта встреча, о которой премьеру тотчас телеграфировали, переполнила уже и так полную до краев чашу. 15(27) мая 1894 года Стамболов счел возможным не встретить вернувшегося из-за границы князя на перроне. Все пошли, а он — нет. Фердинанд, пожав плечами, мельком отметил, что, слава Богу, все, кто ему нужен, на месте, — и, не возвращаясь к вопросу, заговорил о делах. Сперва — со всеми, мило помянув о «приятной встрече с русским другом»,

затем — с военным министром отдельно. А на следующий день Стамболов, резко выразив протест против «вредных для Болгарии контактов», положил на стол прошение об отставке, шестнадцатое по счету.

Судя по всему, диктатор рассчитывал, что всё пройдет как в предыдущие разы, однако не срослось. Его Высочество, пожав плечами, завел речь о том, как хорошо было работать вместе и как светло он завидует премьеру, который может позволить себе уйти на отдых, тогда как ему, монарху, пахать на этой галере пожизненно. Совершенно не ожидавший такого Стамболов попытался дать задний ход, угрожая «самыми неопределенными последствиями», которые он — и только он — может предотвратить, перейдя в кресло спикера Народного собрания, и только в том случае, если новый кабинет будет составлен из народных представителей, то есть его марионеток.

«Хорошо, — ответил князь, — толковая идея, ее обязательно нужно обдумать». А назавтра с утра кто-то из «легальных оппозиционеров» внес на рассмотрение парламента запрос по фактам «насилий», творившихся в стране в предыдущие годы. В первую очередь, речь шла о «беззакониях», допущенных правительством при выборах в 1893-м, когда Великое Народное собрание созывалось для того, чтобы разрешить семье князя оставаться католиками, и когда Стамболова, в ручном режиме протолкнувшего «за», дружно возненавидело крестьянство и даже часть поклонников.