Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Я заметил, что она умышленно уклонялась от ответа и что я ничего от нее не добьюсь. Она никогда не рассказывала мне подробностей о жизни своих родных, и мне казалось, что отношения с ними не имеют для нее существенного значения.

Эва отомкнула входную дверь и посмотрела на почти безлюдную улицу, холодную, бесконечно длинную в свете высоких фонарей. Она зябко скрестила руки на груди и сказала своим обычным сердечным тоном:

— Я знаю, ты не забудешь опустить письмо. Правда? Оно не запечатано, можешь его прочитать.

— Нет, зачем же, еще разозлюсь. Но надеюсь, Эва, все у тебя уладится.

— Да, — сказала она, — иначе я бы просто не пережила.

— Не глупи! От несчастной любви не умирают.

— Да, от любви не умирают.

— Ты позвонишь мне в четверг?

— Да, как только получу ответ.

— Я буду думать о тебе завтра, Эва. Знаю, какой это тяжелый для тебя день. Но верю, что все кончится хорошо.

— До свидания. Я рада, что ты сегодня был со мной. Кажется, мы всегда встречаемся, когда это нужно одному из нас.

— Очень рад, Эва, что это так. Смотри же, не забудь позвонить мне в четверг, даже если будешь счастлива.

— Даже и тогда не забуду, Вольфганг.

— До свидания!

— До свидания!

Мне было трудно отпустить ее руку. Несмотря ни на что, нам было хорошо вдвоем, но все же я был рад, что могу наконец отправиться домой. Эва заперла двери, и я видел через стекло, как она поднимается по ступенькам к лифту. Она не обернулась и не помахала мне на прощание рукой. Раньше она всегда так делала. Она ушла от меня, как от человека, до которого ей мало дела. Меня ошеломила та бесповоротность, с какой она простилась со мной, и я понял, что нисколько, да, именно нисколько не помог ей.

На станции электрички я бросил письмо в ящик. И несколько дней ждал звонка Эвы. Но Эва не позвонила.

Рандольф

Никогда еще я не ощущал такой растерянности и беспомощности, как в часы, когда размышлял над ответом на письмо Эвы. В моей жизни было много трудных минут, в том числе и таких, когда казалось, что не хватит сил одолеть бесконечно длинную дорогу, лежащую передо мной. Но я всегда ясно видел цель и знал, в каком направлении идти, чтобы достичь ее. Сила воли и упорство помогали мне преодолеть препятствия, я все делал по заранее намеченному плану и на своем пути не был одинок. Но теперь мне задан вопрос, именно мне одному, и я не вижу перед собой широкой дороги, а лишь лабиринт дорожек, и все они ведут в ложном направлении.

Я просидел всю ночь в поисках такого ответа, чтобы ложью или неосторожным словом не разрушить чувства, возникшего на протяжении многих месяцев. Я придирчиво продумал все, о чем мы говорили или умолчали с Эвой, пытаясь отыскать недоразумения или свои ошибки, легшие в основу письма.

Случайно, еще до того, как я с ней познакомился, я видел ее анкету, и меня удивило, когда она подошла ко мне с вопросами, которых я от нее не ожидал. Я представил себе, что у дочери бывшего предпринимателя я натолкнусь на тайную враждебность, на злобную оппозицию, на досадное самомнение. Но мое предубеждение рассеялось при первых же словах Эвы, в них звучала неподдельная искренность. Я еще раз убедился, сколь ошибочно было бы втискивать людей в заранее созданную схему, основываясь на частностях, но не зная человека в целом. Составить же правильное суждение об Эве оказалось нетрудно.

Прекрасно помню — я стоял на лестнице третьего этажа, поджидая одного из учителей, члена партии, чтобы договориться с ним об одном партийном деле. Пятый урок кончился, и поток детворы, торопившейся домой, с шумом проносился мимо меня. И тут ко мне подошла Эва и, минуя все банальности, которыми обычно начинают разговор, спросила:

— Коллега Рандольф, что побудило вас определить свою политическую позицию?