Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Еще никогда и ничто не давалось мне с таким трудом, как это письмо, и все-таки я его напишу, потому что не могу жить больше с ложью и сомнением в душе, я больна от них, они душат меня. В этом месяце минет год, как мы познакомились, и за весь этот год не было дня, когда бы я не проснулась с надеждой, что мрак неопределенности наконец-то рассеется, и не заснула с уверенностью, что всякая надежда на счастье бессмысленна. Но в часы, когда я была с Вами, я притворялась недоступной, сослуживицей, может быть, потому, что мрак неопределенности казался мне лучше, чем ясность, сулившая лишь горе. Видимо, я хорошо играла роль, ведь я научилась притворству в среде, где истинные чувства вообще не ценятся.

Только, пожалуйста, не думайте, что мой интерес к нашим беседам был нарочитый. Ни один вопрос, с которым я обращалась к Вам, не носил риторического характера, все Ваши ответы имели для меня большое значение. Любая проблема, которую мы с Вами обсуждали, была для меня жизненно важной. Я росла и воспитывалась в семье, где центром жизни была собственность, я все еще связана с этой семьей тонкими, но крепкими нитями, и смогу оборвать их, если на помощь мне придет что-то, что сильнее меня. Завод — вот жизненная основа всех членов нашей семьи, и день национализации явился для меня тем же, чем для других 8 мая 1945 года: в душе у меня царил хаос, но с меня точно спали гнетущие узы и началась новая жизнь. Я всегда смутно сознавала, что существует нечто белее значительное, чем завод, и благодаря другу я обрела новую цель — религию. В семье нам дали строго религиозное воспитание, но оно сводилось к соблюдению условностей и лицемерию — нашим истинным божеством оставался завод.