– Ничтожно малую. Я женщина честолюбивая, но ни глупостью, ни себялюбием не страдаю. Их отсутствие отличает меня и всё купечество от аристократов, что принесли столько горя нашей стране – за исключением императрицы, политичной и снисходительной владычицы нашей. Буду брать ровно столько, чтобы возместить расходы на строительство. Этот рынок – мой дар великому городу Колхари, способ прославить нас по всему миру. Именно так был представлен мой замысел министрам императрицы, именно с этой целью мы его воплощаем в жизнь. Если хочешь увидеть, что здесь принадлежит мне, пойдем вот сюда.
Мужчина плотного сложения, с красным шарфом вокруг веснушчатой лысины, говорил трем парнишкам и девочке:
… – и чтоб не опаздывать. От мужчин потребуется мужская работа; эта женщина будет ежечасно обносить вас водой, другая, ежечасно же, приносить ведро, куда вы сможете облегчаться. Без приказа работу не бросать. Прежние рабочие, бездельники-варвары, только и знали, что пить, мочиться да обливаться водой вместо того, чтоб копать, – и думали, что им за это заплатят! Теперь-то мы нашли кой-кого получше…
Девочка взглянула на Прин, думая, верно, что та тоже ведра с водой или нечистотами будет носить.
Из-за ограждения кто-то запустил в госпожу Кейн комком грязи или чего-то похуже. Метатель спешил скрыться в толпе, вокруг смеялись.
Госпожа с гримасой отвращения отряхнула юбку и пошла дальше.
– Боюсь, что это одна из неизбежностей жизни за стенами моего сада. Вот почему я недолюбливаю Освободителя.
– Это был один из его людей?
– Сомневаюсь. Скорей какой-нибудь бедолага, вынужденный содержать свою матушку, трех незамужних сестер, жену и целый выводок детворы – мы, верно, не взяли его на работу или уволили за то, что ленился. А может быть, озорник наподобие нашей Ини, отродье аристократа – у него-то никаких забот нет, он попросту находит это забавным. К несчастью, все больше этих людей, в том числе и те, кто грязью швыряется, думают, что Освободитель пришел ради них.
– Но я думала… – Прин снова запуталась, как утром в саду, – я думала, что он освобождает рабов.
– Рабы – это люди, не получающие платы за свой труд, а там толпятся те, кто и не работает, и платы не получает. Сходство налицо, вот они и вообразили себе невесть что. Если и Освободитель придет к такому же заблуждению, придется мне заплатить очередному фанатику полных двенадцать и шесть монет. – Госпожа Кейн задумалась и заговорила вдруг совсем о другом. – Бирюза не понимает одного – возможно, ей мешает должность моей секретарши или моя к ней любовь; только за это, ни за что больше, я виню себя по отношению к ней. Не понимает, что с возрастом ты все больше зависишь от общества, в котором живешь, и все меньше – от близких тебе людей. Того, кто не поймет этого в молодости, в старости ждет много горя. Понимать не значит умалять свои чувства к любовнику или другу – это значит лишь признать печальную, известную многим истину. Общество может с грехом пополам заменить близкие отношения, зато отношения быстро портятся, если общество их не поддерживает. Не будем больше об этом, но вот что я тебе скажу, моя девочка. – Госпожа больше не улыбалась, глядя на Прин. – Если я заключила сделку с тем преступником на Черном проспекте не только из праздного любопытства – а ты достаточно взрослая, чтобы знать, что любопытство никогда не бывает праздным, – то это сделано лишь для защиты общества. А оно для меня – и тот, кто кидался грязью, и ты, и все, кто носит мои красные шарфы, и Дикая Ини, и Бирюза, и весь наш город… страна, которой я дарю этот рынок, и мои соседи в Саллезе, которых я ни за что бы не пригласила на ужин в узком кругу с вышеупомянутыми людьми, ибо это ни к чему хорошему не привело бы и сделало бы само понятие общества нелепым и даже варварским.
Перед ними хлопнулся еще один комок грязи. За изгородью, похоже, началась свалка.
– А что думает про общество он? Освободитель? – спросила Прин.
– Освободитель, госпожа Кейн? – Высокий, плечистый человек, шедший впереди, обернулся к ним. Глаза у него были зеленые, как у Горжика – может, под красным шарфом он прячет ошейник?
Однако шрама на лице у него нет, и груз своих сорока с лишним лет он несет легче Горжика.
– Я смотрю, эти псы никак не уймутся, – сказал он и крикнул в сторону изгороди: – Эй вы, имейте уважение к госпоже Кейн, одной из столпов нашего города! Уверяю вас, госпожа, нам на этой стороне Освободитель не нужен.
– Здравствуй, Эрги, – сказала дама. – Рада видеть, что мой лучший десятник при деле. Видишь ли, Прин, моим рабочим Освободитель не по душе как раз потому, что они разделяют ошибку тех, что за изгородью.
– Да, мы не хотим, чтобы этот сброд лишил нас работы, – подтвердил Эрги. – Если Освободитель печется о безработных, зачем он нам, работящим людям? Эй вы, – снова заорал он, вскинув кулак, – не там подмости городите! Тащите их вон туда! Силы-то им не занимать, госпожа, а вот чтоб две мысли связать, это нет. Это кто ж, ваша новая секретарша?