– Он немного пострадал, – сказала госпожа Кейн, – но я рада, что ты решила остаться с нами.
Клитон, верно, считает, что Ини входит в категорию «не тех» слуг, подумала Прин.
– Я, собственно, искала тебя, – продолжала, обращаясь к ней, госпожа. – Я собираюсь посетить Новый Рынок – хочешь поехать со мной?
– Да, госпожа. – Прин взглянула на Ини – та смотрела вслед уходящему с тачкой Клитону.
Хозяйка и Прин снова перешли на тот берег. Прин мерещилось, что Ини идет за ними с ножом в руке; она обернулась, увидела пустую дорожку и невольно нахмурилась, поймав полный веселого любопытства взгляд госпожи.
– Вам не кажется, что эта девушка малость странная?
– Странная? Да она сумасшедшая!
– Вы поверили, что она нечаянно уронила шарф в воду?
– Нет, конечно, – впрочем, я бы тоже не захотела его носить. Когда я была девочкой, у нас, в этом доме, остановилась молодая аристократка – это было еще до малютки-императрицы, доброй и щедрой владычицы нашей, то есть очень давно. Высоким Двором тогда правили Драконы, малютка-императрица пребывала в заточении где-то на юге, и всему Колхари полагалось называться Неверионой, хотя никто так не говорил. Та знатная девица была намного выше нас по рождению, чуть ли не троюродной сестрой приходилась императрице. Она подверглась там же на юге чему-то ужасному – не знаю, что с ней случилось, об этом не говорили. На восток она вернулась благодаря своему дяде и почтила присутствием нас, ибо не могла после случившегося жить у своей родни там, за стеной. Все ее слуги, которых было немало, носили красные шарфы. Я сочла это верхом изящества и решила, что мои слуги тоже будут носить такие, когда я вырасту. – Рассказывая об этом, она постоянно посмеивалась непонятно с чего. – И они носят! – Госпожа взяла Прин под руку. – Впоследствии наша гостья стала визириней императрицы. Тогда она была уже, конечно, не моложе меня, хотя в детстве шесть-семь лет разницы между нами казались мне неодолимой преградой. Можно ли, однако, ожидать, что живая девочка наподобие Ини подчинится глупому капризу своей хозяйки? Она упала бы в моем мнении, если б сразу послушалась. Мне нравится, когда у молодых есть характер.
– Вы ее не боитесь?
– Кого, Ини? Нет, не боюсь. Отчасти я к ней привязана, отчасти жалею ее. Ини, видишь ли, одержима властью. Хочет знать, как она работает, хочет быть к ней как можно ближе, заглянуть в самую ее глубину. У меня из всех ее знакомых власти больше всего. Ини знает, что если она заденет меня или сильно мне досадит, то не сможет больше предаваться своему любимому занятию – наблюдать за мной. Не думаю, что она на это пойдет.
Прин вспомнила, что говорила сама Ини о своем любимом занятии, и подивилась самообладанию госпожи – оно представлялось ей столь же безрассудным, как и юная душегубица, затаившаяся где-то в саду.
– Мне следует опасаться лишь в том случае, – продолжала госпожа Кейн, – если она встретит человека, у которого власти больше, чем у меня. Я уже знавала таких, как она, хотя их, к счастью, мало. Городская жизнь учит распознавать подобные знаки. Но пока она такую персону не встретила, я себя чувствую относительно спокойно. А вот на месте Лучистой Бирюзы я бы побаивалась. Но не кажется ли тебе, что опасность только способствует одержимости?
– Значит, Бирюза одержима Ини?
– Я бы скорее сказала, что…
– Ини интересует ее?
– Да, – рассмеялась госпожа. – Это вполне уместное выражение.
– Ваша секретарша сказала, что вы ее ненавидите.
– Что значит «ее»? Бирюзу или Ини?
– Ини.
– Скажу тебе правду, девочка, – вздохнула дама. – Я люблю Бирюзу и только ради нее мирюсь с этим маленьким чудовищем, да и понимаю его лучше, чем она. Хотелось бы думать, конечно, что я не столь безумна, как Ини, но во многом мы с ней поразительно схожи. Не будь этого, Бирюза не перенесла бы с такой легкостью свою… свой интерес с одной на другую.
Дорожка увела их в сторону от дома, где среди фруктовых деревьев стояла та же повозка, в которой ночью приехала Прин, запряженная той же лошадью – только занавески по бокам подвязали.
Дама поправила браслеты, подобрала юбки и села на место кучера.
– Здесь и на двоих места хватит, – она похлопала по козлам. – Садись, будем разговаривать.
Из конюшни выскочил черноглазый парень, которого Прин уже видела среди новых слуг.
– Госпожа, позвольте мне… – Он уже опоясался красным кушаком.
– Я же сказала, что буду править сама. Ради нашего общего блага ты должен усвоить, что наш дом не таков, как те, где ты служил раньше. Править буду я, а ты беги вперед и открой ворота. – Она тряхнула вожжами, Само поклонился и побежал.
Лошадь тронулась с места. Они покатили по саду, где чередовались полосы света и тени.
Само уже открывал тяжелые дощатые створки. Прин стало немного спокойнее: госпожа, при всей своей ненадежности, была, похоже, самым здравомыслящим человеком в доме.
К утренней прохладе уже примешивалось летнее дневное тепло. Прин, глядя на лужайки, на службы, на статуи в кустарнике, оглянулась на дом и увидела Бирюзу.
Та стояла, подняв руку, снова вымазанную глиной. Машет им? Нет, просто за стенку держится.