Поворот рек истории

– Придумала, – вскоре отозвалась Татьяна. – Скажем, что Григорий Ефимович, незадолго до его убийства, передал мне, как своему духовному чаду, чудотворный складень, который не раз сохранял ему жизнь. И когда меня убивали, складень был на мне, зашитый в подкладку платья, так что потом я очнулась среди трупов невредимой.

– Крайне непопулярного Распутина приплетать не стоит. Да и приписывать спасение иконе – антинаучный абсурд, – всплеснул руками Отто Карлович.

Колчак потер переносицу, потом махнул рукой:

– Сойдет.

Комиссия беседовала с девушкой три часа. Колчак ждал их вердикта. Наконец, к нему вышел Соколов.

– Николай Алексеевич, ну что? – верховный правитель вскочил с дивана.

– Мы сравнили Татьяну Николаевну со всеми фото, что оказались в нашем распоряжении, – начал следователь издалека. – Измерили череп и черты лица, пропорции ушных раковин. Как вы могли слышать, форма уха даже более верное доказательство, чем лицо…

– А результат?

– Сходство с великой княжной поразительное, – уклончиво ответил Николай Алексеевич. – По всем численным параметрам. Оба учителя признали свою воспитанницу, а она их. Назвала по именам всех членов комиссии, хоть они и не представлялись ей ранее.

– К чему эти оговорки?

– Буду с вами честен, Александр Васильевич, – виноватым тоном произнес Соколов. – Это гениальнейшая в своей скрупулезной точности, но все же подделка.

Мучительный вздох вырвался из груди Колчака, и он сел на диван.

– Так вы и сами знали, – догадался следователь.

– На чем она прокололась? – глухо спросил верховный правитель.

– Вопросы. Мы задали ей двести вопросов.

– А она?

– Ответила правильно на все двести.

– Но разве… – не понял Колчак.

– Настоящая великая княжна смогла бы правильно ответить, дай Бог, на семьдесят, – пояснил Соколов. – Людям свойственно забывать мелкие детали, не запоминать мимолетные встречи… Но тут мы имеем нечто немыслимое, – следователь указал рукой на зал, откуда он вышел: – Эта девушка помнит каждое лицо, каждую встречу, в мельчайших деталях… И это не все.

– Что-то еще?

– Краниометрия и форма уха – не единственные верные признаки для опознания. Психологический портрет не менее полезен. Мы знаем, какой была настоящая Татьяна Николаевна. Темперамент, привычки и жесты. Такие вещи не меняются быстро. Даже если человек проходит через тяжелые жизненные испытания, закаляется в них, что-то остается неизменным.

– Вы специалист в таких вопросах?

– Интересовался темой по роду деятельности. Фрейд и Юнг написали весьма занимательные опусы… – со стеснением признался следователь. – Так вот, эта девушка несет в себе черты той Татьяны Николаевны, какой ее помнят очевидцы, но в ней есть что-то еще… Словно несколько личностей разом. Будто она постоянно перескакивает с одной на другую – так, что они сливаются во что-то… не совсем человеческое.

– Николай Алексеевич, увольте. Что вы такое говорите?

– Я не могу объяснить. Словно эта девушка прожила не одну жизнь. В ее глазах и словах мудрость не одного человека, но многих. Таково мое ощущение.

– И что прикажете с этим делать? Так в газетах и напишем?!

– Это не более, чем мои размышления, – произвел демарш Соколов. – Мы официально объявим, что она настоящая княжна. Я понимаю, что она, в некоем смысле, наш символ надежды. Белый ангел контрреволюции, как ее уже успели окрестить. И на роль такого символа она подходит как никто лучше.

Верховный правитель испустил вздох облегчения:

– Вот и славно.

– Только… – следователь перешел на таинственный шепот. – Не могли бы вы сказать мне, откуда вы ее взяли?

– Я и сам бы хотел это знать! – тем же шепотом ответил Колчак.

Май 1919 – колесо, которое будет катиться вечно

Когда Татьяна подошла к «Везучему», ее аж затрясло при виде белочехов, стороживших бронепоезд. Именно стороживших, а не охранявших, потому что на «Везучем» была своя боевая команда, дежурившая посменно у пулеметов и орудий.

Белочехов Татьяна ненавидела по целому ряду объективных причин, но и субъективных тоже хватало – среди красных командиров, которых ей довелось поглотить, был один красночех и целых два красновенгра, то есть сплошные биологические враги белочехов. Единственный чех, которого Татьяна терпела и отчасти даже обожала, был Радола Гайда. Он был красив и такой же закоренелый милитарист и сторонник военной диктатуры, как Колчак. Когда Радола возвращался с фронта и навещал ее в генеральном штабе, они пили чай, и он рассказывал, как успешно повоевал с австро-венгерскими кайзер-большевиками. В его исполнении это выглядело мило и комично.

Благодаря тому, что французы задурили Чехословацкому корпусу голову, чехи считали, что по России перемещаются миллионы пленных немцев, австрияков, венгров и мадьяр, которых большевики, сами являвшиеся германскими шпионами и провокаторами, завербовали для борьбы с чехами, чтобы не дать тем вернуться в родную Чехию самой короткой дорогой – через Владивосток…