— Пить, чтоль, опять начал? Если ты что знаешь, ты мне скажи, я уж Эрни-старшему передам, пусть вправляет ему мозги. Столько держался, и тут на тебе!
— Мне кажется, он не пил, — сказала я.
Мистер Хейз ничего больше не сказал, и я отправилась на кухню готовить ужин.
Но отчего-то Эрни не шел у меня из головы. «Был рад знакомству». Что еще значит был?
Я знала, что поступаю дурно, но ничего не могла поделать. Не отступающее беспокойство, переходящее в дрожь, от которого у меня свело пальцы и что-то узлом скрутилось в желудке, заставило меня отложить в сторону нож, бросить свое занятие и пойти в комнату Акселя, чтобы убедиться, что мои невнятные ощущения глупы и беспочвенны.
Из конверта выпали несколько мятых купюр по сотне долларов каждая и два сложенных листа. На одном угловатым, почти детским почерком было написано «Акс», на другом — «Джефф».
Я взяла письмо, предназначавшееся Акселю, и, разрываясь от стыда и плохих предчувствий, развернула лист.
В глаза бросались грамматические ошибки (здесь я предпочту их упустить) и кляксы, но рука отправителя, когда бы он это ни писал, была тверда.
Акс, дружище.
Я так устал.
Знаю, что не смогу сказать тебе это в лицо. Я тебя уважаю как человека и друга, но сам я плохой друг, и ты должен знать.
Это из-за меня был пожар. Я тогда проиграл много денег и напился как черт, и уснул в амбаре с сигаретой. Я ничего не помню, только что было больно, и когда я очнулся уже в больнице, мне сказали, что ты сделал. И я думаю ты зря меня вытащил, хотя спасибо тебе большое. И тогда уже все решили что это мистер Томпсон, но это был не он, а я. Я струсил и никому не сказал. Папка бы меня не простил, да и как бы я вам смотрел в глаза, вы из-за меня потеряли все. Мне очень жалко, что так получилось, это я виноват. Попроси пожалуйста прощения у миссис Грин за меня.
Я бы извинился и перед м-ром Томпсоном, но ты знаешь какой он козлина. Хотя жаль что я его подставил выходит. Но больше всего мне жаль, что ты работал у него и думал, что это ты предатель, а это не так. Если б я знал раньше… Я должен был идти в полицию и признаться. Я трус. Это моя вина.
Второе. Джефф, наверное, будет отрицать, он заставил меня поклясться, что я никому не скажу. Я тогда был с ним. Той ночью я вошел в бар и я все это украл, но Эрин видела его тачку, а меня нет. Мы отмечали что Белла ждет ребенка и это было шутки ради, я не думал что так выйдет. Он просил заботиться о Белле и ребенке, а я не смог, я им ни доллара не оставил я все пропил и потом ты сам знаешь. Мне жаль, что тебе пришлось, прости пожалуйста.
Я все это натворил и струсил. Джефф меня не сдал, он сказал я и так настрадался, кроме того кто-то должен был остаться и помочь Белле. Он скоро выйдет, я не хочу чтоб он спросил: что ты сделал, Эрни? А я ничего не сделал. Я не смогу. И я только и думаю о том, как бы выпить. Я однажды украл у вас дома бутылку бурбона за это тоже прости.
Я пропащий человек, Акс. А вот у тебя все впереди. Береги мисс Эмму, я знаю ты ее любишь. Я ее тоже полюбил. И тебя я очень люблю Акс и всегда любил. Ты самый лучший друг и человек из всех кого я знаю.
Прости меня за все если сможешь. Прошу помоги папе и маме, им будет тяжело но они справятся, если ты будешь рядом. Я знаю они всегда мечтали о таком сыне как ты, а не как я.
Деньги в конверте передай Белле. Мне очень жаль. Прости, если сможешь.
Прощай, дружище. Храни тебя Господь Бог.
Лист выпал у меня из рук, и несколько мучительных, непозволительно долгих секунд я просто стояла, пытаясь осмыслить только что прочитанное.
Боже, Эрни, что ты задумал.
Я никогда особо не верила в Бога, но в тот миг, выбегая из комнаты, я молилась про себя, взывала к любым силам, что могли и не могли услышать меня.
Схватила телефонную трубку, что тихо звякнула, но не отозвалась гудком. Не работает, конечно.
— Ты чего там? — донесся, как из-под слоя ваты, встревоженный голос мистера Хейза.
Только бы успеть.
Господи, молю тебя, дай мне успеть.
Не тратя времени на поиск обуви, я выскочила из дома и побежала через огород к реке, оттуда по траве — под сень дубов и дальше, дальше, к пастбищу.
Земля была теплая, нагретая за день солнцем, которое едва зашло. Недавно зажившая лодыжка отдавалась болью при каждом движении.
Я бежала, бежала, бежала. Пастбище казалось огромным. Вышки зернохранилищ пронеслись мимо в один миг и исчезли в сумерках где-то за спиной.
Только бы успеть. Только бы успеть.
Вдалеке показался дом Уилксов. Большой, на совесть построенный дом, настоящая усадьба. Там горели огни.
Ветер холодком проходил по щекам. Я хотела закричать, но испугалась, что меня не услышат, а я зазря потрачу силы на крик.
Бежать, бежать, бежать.
Легкие разрывает огнем. Лодыжка пульсирует острой болью.
Ступни хлюпали по вытоптанной стадом грязи, резались о траву, но я ничего не замечала. Только бежала.
Эти секунды длились целую вечность. Вечность без чувств, ощущений, мыслей, кроме одной-единственной, сжирающей мозг своей неумолимой правдой.
Я не успею.