Действительно, их положение фактически не изменилось, разве только что теперь их не конвоировали. Дело в том, что ведомство Л. П. Берии к этому времени, вероятно, из соображений секретности, приняло целый ряд распоряжений, которые сделали освобождение заключенных из лагерей, расположенных на территории ядерного объекта, сугубо формальным. Им не разрешили выехать с объекта. В итоге на территории объекта, где велись не только секретные, но и крайне опасные работы, присутствовало более полутора тысяч человек, агрессивно настроенных, озлобленных и обездоленных, которые не имели законного права покинуть то место, где они еще вчера были «зэками». Объект не мог предоставить им жилья (своим сотрудникам не хватало), за работу они получали гроши, а льгот в питании, которые имели законные жители объекта, они были лишены. Немудрено, что многие из них голодали, играли в карты, воровали. И опять же, после августовского послания Зернова Берии, положение ничуть не изменилось. Правда, Лаврентий Павлович после ознакомления с новой ситуацией на опекаемом им объекте дал указание своему заместителю С. Н. Круглову рассмотреть возможность удаления с территории КБ-11 бывших заключенных. Но пока тот эту возможность рассматривал, кризис на объекте нарастал. П. М. Зернов вынужден был сменить адресата своих посланий. В ноябре 1948 года он написал письмо заместителю Председателя Совнаркома М. Г. Первухину с просьбой помочь решить вопрос с отселением бывших заключенных из зоны объекта.
Кстати, как сегодня представляется, дело было вовсе не в бюрократической волоките (вряд ли она распространялась на столь важный объект), а в намеренном нежелании руководства МВД «отпускать» бывших заключенных из зоны, ибо в этом случае возникала необходимость направлять дополнительную рабочую силу для строительства. Нехватку кадров строящийся ядерный центр испытывал постоянно. Прикрывались заботой о сохранении секретности существования объекта. Мол, не исключено разглашение государственной тайны. Однако неубедительность данного аргумента была очевидной, так как бывших заключенных инвалидов и многодетных все-таки из зоны отпускали.
Письма от руководителей объекта в Центр (министру ГБ СССР В. С. Абакумову, министру внутренних дел С. Н. Круглову, Л. П. Берии) продолжали поступать, так как дело дошло до того, что на 1 декабря 1948 на объекте на 4500 человек взрослого населения приходилось 1750 бывших заключенных. Примерно половина этих людей на строительстве уже не работала, а вопрос об их отселении не решался ввиду разногласий между МГБ и МВД.
Переписка по данному вопросу велась в течение всего 1949 года, с переходом и на следующий 1950 год. Теперь ею был вынужден заниматься секретарь ВКП(б) Г. М. Маленков. Ситуация к этому времени приобрела по настоящему угрожающий характер. К середине 1949 года в зоне объекта насчитывалось 2700 человек, а к лету 1950 года 3700 человек, освободившихся из лагерей. В большинстве своем они стали вольнонаемными строителями. Нельзя забывать, что значительная часть из них была осуждена за тяжкие преступления. Таких было более тысячи, и они отнюдь не стремились забыть свое прошлое. Криминогенная обстановка на объекте резко ухудшилась. Помимо «разборок» среди бывших зэков, нередкими стали грабежи и разбойные нападения. В конце концов жители Сарова стали бояться выходить на улицу в темное время суток.
В июле 1949 года Совет министров СССР все-таки принял постановление об удалении отбывших заключение в исправительно-трудовых лагерях за пределы объекта. Но возможно ли было кардинально решить проблему, если в самом городе продолжали существовать лагеря? И только спустя четыре года, в 1953 году, после смерти Сталина, последний из этих лагерей был переведен в другие не столь «отдаленные места». Так была, наконец, перевернута «лагерная страница» истории ядерного объекта страны.