Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Упомянутый в этом архивном (1955 года) документе ЦК КПСС наряду с известными артистами Георгий Александров — это не тенор и не баритон, а министр культуры СССР, увлекавшийся не рыбной ловлей или грибами, а балеринами Большого театра. Его неожиданное амплуа также стало известно в результате анонимки, направленной в том же году Хрущёву, поручившему разобраться в ситуации. Выяснилось, что в Москве существовала сеть подпольных борделей для больших чиновников. Александров в компании с известным критиком-гоголеведом Александром Еголиным и директором Государственного литературного института им. А. М. Горького Сергеем Петровым активно посещали дом свиданий в Подмосковье, общаясь там с молодежью — балеринами Большого театра, художницами, артистками, так сказать, распутничали «и вкупе, и влюбе». Встречи проходили и в усадьбе «Узкое» Академии наук СССР, где еще в 1921 году было организовано нечто вроде пансионата для оголодавших деятелей культуры (ныне эта бывшая усадьба в черте Москвы). Пикантность этому случаю придавало то, что Александров работал именно министром культуры, то есть обязан был бороться за высокую чистоту и нравственность советских людей. Его поведение было расценено как аморальное, или в просторечии «аморалка». Именно Александрову принадлежит авторство лозунга: «Большой театр — центральная вышка русской культуры», что отражает прежде всего саму неоднозначную эпоху с ее лагерями, вышками, колючей проволокой и Сталинскими премиями.

Корней Чуковский оставил нам портрет министра. Он был «бездарен, невежествен, хамоват, туп, вульгарно-мелочен. Он, историк философии, никогда не слыхал имени Грота, не знал, что Влад. Соловьев был поэтом, смешивал Федора Сологуба с Вл. Соллогубом. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения к культуре». Но как он мог стать академиком при таких достоинствах? Очень просто. Как правило, Александров прибегал к такому способу. Вызывал молодого одаренного специалиста и говорил: вчера звонили из органов. Интересовались вами. Дела ваши плохи. Единственный выход для вас — напишите о статьях товарища Сталина о вопросах языкознания. Тот писал. После чего Александров не моргнув глазом ставил свое орденоносное имя на титуле. И книга готова. К слову, Александров получил за свою «научную» деятельность аж две Сталинские премии. Одну из них — в разгар войны, в 1943 году. Видимо, польза от него была большая, и вождь решил подбросить ему деньжат. А работал тогда Александров в должности начальника Управления агитации и пропаганды при ЦК ВКП(б), с 1940 по 1947 год. Он нес персональную ответственность за все идеологические акции, направленные против лучших представителей русской культуры, развернувшиеся в послевоенный период. Куда мог пойти дальше человек, обладающий такими качествами? Только на повышение. В 1954 году его и назначили министром культуры СССР[80]

.

История с безнравственностью и распущенностью министра культуры дала повод московским острословам заточить свои колкие перья. По столице поползли анекдоты: «Философский ансамбль ласки и пляски им. Г. Ф. Александрова», «Александров доказал единство формы и содержания: когда ему нравились формы, он брал их на содержание» и т. д.

Плисецкая историю похождений Александрова излагала на свой лад: «Проводил он темные московские ночи в сексуальных оргиях с молоденькими, аппетитными советскими киноактрисами. Разве откажешь любимому министру? По счастью, низкорослому, лысоватому философу любы были дородные женские телеса. Тут его вкус с Рубенсом совпадал. Тощие, костлявые балеринские фигуры никаких вожделенных чувств у министра не вызывали. Большой балет остался в первозданной невинности». Но из записки ЦК КПСС, где упоминалась Софья Головкина, мы узнаём, что с невинностью в Большом было не все в порядке. Если бы Плисецкая знала про Головкину — можно себе представить, что бы она про нее написала в данном контексте, ибо Софью Николаевну она, мягко говоря, не любила (как и многих, впрочем).

Головкина пришла в Большой театр восемнадцатилетней, в 1933 году, вскоре став женой Федора Лопухова, главного балетмейстера. Естественно, что, пока он оставался на своем посту, Головкина не только была ведущей балериной, но и танцевала во всех его постановках, в том числе в «Светлом ручье». Лопухов много с ней занимался, заставляя жену крутить фуэте дома на обеденном столе — в результате чего Головкина осталась в памяти как «королева фуэте», ибо, как говорят, могла спокойно прокрутиться сто раз даже на почтовой марке. Головкина часто танцевала в очередь с Суламифью Мессерер. Но однажды Мита в буквальном смысле не пустила ее на сцену.