Да, в смелости и умении мгновенно собраться балерине не откажешь — дали о себе знать ее спортивные успехи: «Быстрее, выше, сильнее!» Она и в будущем будет проявлять завидную настойчивость, в частности, когда во время японских гастролей запросит убежища в английском посольстве. А пока она бежит на сцену. Головкину, приготовившуюся танцевать ее партию, Суламифь весьма резко осаживает, отправляя довольно далеко. Но та не затаит обиды, сказав: «Ничего страшного, я станцую следующий спектакль». Так они и танцевали Китри в очередь.
В 1943 году Софью Николаевну Головкину отправят в Тегеран — выступать перед «Большой тройкой», где она и познакомится со своим вторым мужем Львом Михайловичем Гайдуковым, генералом-артиллеристом (впоследствии жили они долго и счастливо на Арбате, в Каменной Слободе, но умерли не в один день). В дальнейшем Головкина прыгнула высоко — в 1960 году возглавив Московское хореографическое училище. Она воспитала немало известных балерин (Наталью Бессмертнову, Нину Сорокину, Надежду Грачёву) и нажила такое же количество недоброжелателей. А как иначе — 40 лет руководить училищем и остаться с незапятнанной репутацией? В училище за глаза ее называли Софой. Активную педагогическую работу Головкиной трактовали как желание самоутвердиться. «Танцевать она совсем не умела, — пишет одна из ее коллег. — Пируэты и шене крутила криво, но не падала. Как Пизанская башня. В ней не было ни темперамента, ни блеска. Во время танца она помогала себе пухлым ртом, словно жуя резинку, — хотя в те времена американцы еще не изобрели “чуингам”. От ее спектаклей веяло скукой и серостью. Публика томилась и аплодировала скудно. В солистки она выдвинулась, деля в юности своей супружеское ложе с маститым балетмейстером Федором Лопуховым. Женитьба эта была непродолжительной, но оставила некий след в истории московского балета пикантными пояснениями Головкиной на комсомольском собрании…»
Головкиной было за что оправдываться — благодаря ей среди советской политической элиты распространилась мода на занятия балетом. Неожиданно выяснилось, что сопливые отпрыски министров и членов политбюро обладали не только врожденной способностью есть красную икру ложками, но и танцевать па-де-де из балета «Раймонда». Достаточно сказать, что даже внучка последнего президента СССР Михаила Горбачёва училась под руководством Софьи Николаевны, приятельствовавшей с незабвенной Раисой Максимовной. Само собой, это обеспечивало определенную близость Головкиной к трону, открывая возможности в самых разных областях не только искусства (выстроить новый корпус училища, увеличить финансирование и т. д.). Да и сегодня некоторые представители элиты не забывают похвастаться — мол, моя дочка (или внучка) у Головкиной училась, только вот в Большой театр ее не взяли! Оно и понятно — театр-то не резиновый, там одних Мессереров вон сколько было.
Отставка министра культуры Георгия Александрова на Головкиной никак не сказалась, правда, звания народной артистки СССР она удостоилась лишь в 1973 году, уже давно не работая в театре, что говорит о многом. А к Александрову за четыре дня до его ухода успела попасть Майя Плисецкая, до этого она двое суток, отвлекаясь лишь на репетиции, названивала в его приемную: чуть палец в телефонном диске не застрял! Встретиться с министром оказалось труднее, чем крутить фуэте десятки раз (дел у него было много — но мы-то теперь знаем, чем он на работе занимался!). Наконец, стройная балерина просочилась к нему в кабинет — просить, чтобы отпустили на зарубежные гастроли, повысили оклад, дали достойную квартиру вместо коммуналки в Щепкинском переулке (когда еще к нему попадешь!). И как только министр успел все эти просьбы запомнить, пообещав чуть ли не все их выполнить. Безусый Александров почему-то показался Плисецкой похожим на сказочного персонажа Шарля Перро — Кота в сапогах, промурлыкавшего балерине кучу комплиментов и внушившего уверенность в завтрашнем дне.
Однако скоро только сказка сказывается. И не про Кота в сапогах, а про Золушку. Не прошло и недели, когда все обещания министра превратились в большую тыкву — настоящий облом для Плисецкой наступил, когда его с треском сняли: стоило ли ей тратить столько сил? Теперь надо было начинать все мытарства сызнова — вымаливать жилплощадь и прочие заслуженные блага. На волне борьбы за нравственность в сентябре 1955 года сняли и директора Большого театра Александра Анисимова — хорового дирижера по образованию, бывшего руководителя ансамбля Ленинградского военного округа. Это был тот самый Анисимов, который начал «укрощать Голованова, чтобы тот “не гремел”. Когда Голованов сходил с пульта, то бывал очень покладист. Вот Анисимов к нему подходит и просит: “Ну, хоть покажите меди потише…”» — вспоминал Кондрашин.