Нарисованные образы советских директоров Большого театра заметно тускнеют и теряются на фоне главы Дирекции императорских театров Теляковского, которого мы уже успели хорошо узнать. Его-то как раз и можно назвать лучшим театральным администратором. Кто-то может возразить — попробовал бы он работать при советской власти, и что бы от него осталось, учитывая специфику бюрократической системы. Но и у Теляковского также бывали свои трудности. Николай II, как известно, во время переписи населения 1896 года назвал себя «хозяином земли русской». Но хозяином театра все же его трудно назвать, здесь были хозяйки. Теляковский не скрывал, что настоящей хозяйкой той же Мариинки была Матильда Кшесинская — по прозвищу Маля, фаворитка Ники, то есть царя. «Казалось бы, — рассказывает Теляковский, — балерина, служа в дирекции, должна принадлежать репертуару, а тут оказывалось, что репертуар принадлежит М. Кшесинской, и как из пятидесяти представлений сорок принадлежат балетоманам, так и в репертуаре — из всех балетов более половины лучших принадлежат балерине Кшесинской. Она считала их своею собственностью и могла дать или не дать их танцевать другим. Бывали случаи, что выписывали из-за границы балерину. В контракте у нее были обусловлены для гастролей балеты. Так было с балериной Гримальди, приглашенной в 1900 году. Но когда она вздумала один балет, обозначенный в контракте, репетировать (балет этот был “Тщетная предосторожность”), Кшесинская заявила: “Не дам, это мой балет”». Начались телефоны, разговоры, телеграммы. Бедный директор метался туда-сюда. Наконец шлет министру шифрованную телеграмму в Данию, где тот в это время находился при государе. Дело было секретное, особой государственной важности. И что же? Получает такой ответ: «Так как балет этот Кшесинской, то за ней его и оставить».
Как гармонично получается: царь — хозяин империи, его протеже — хозяйка всего балета. Все сходится, как в домино. Развивая мысль о «хозяйках театра», следует отметить, что в советское время это понятие также существовало, разве что «хозяек» было несколько. Впрочем, и телефонное право — так это называлось — приобрело в советскую эпоху необычайное распространение, а возникло-то оно вон когда! Во время коронации Николая II в Москве в 1896 году был такой случай. Императорская семья, как и заведено было во время таких церемоний, должна была посетить царскую ложу. Императрица Александра Федоровна позаботилась о том, чтобы Кшесинская в тот вечер на сцене Большого не выступала. И что же: вопреки воле императрицы Матильда все же вышла в балете «Прелестная жемчужина» Риккардо Дриго в роли этой самой жемчужины из перламутровой раковины. А все почему — был у нее самый главный поклонник, давший приме право решать танцевать, что она захочет.
И такое положение имело место почти во всех императорских театрах. В Александринке царствовала Савина, в Мариинском — Кшесинская. А на вопрос, какой же он после этого директор, Теляковский объяснял:
«Самый настоящий, и советник тайный, а распоряжаются явные директора, но в списке администрации они, как лица женского пола, по недоразумению не записаны. Тут дело даже было проще, балетный репертуар короткий: один-два в неделю; и вот перед выходом этого репертуара в дирекцию являлся главный режиссер балета Аистов. Он был такой большой и солидный мужчина, говорил громко и басом:
— Кшесинская прислала мне сказать, что тогда-то она будет танцевать такой-то балет, о чем и считаю долгом поставить ваше превосходительство в известность.
— Что же, хорошо, пускай танцует. А я думал было дать балет другой танцовщице… Ну, все равно, я повременю, отложим до следующего раза.
— Конечно, — отвечал режиссер, — с Кшесинской все равно ничего не сделаешь, такой уж порядок еще при ваших предшественниках был заведен».