Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

У балетной молодежи, пришедшей на смену Галине Улановой и Марине Семеновой, Алексею Ермолаеву и Михаилу Габовичу, и пристрастия были аналогичные: например, Марис Лиепа, поселившийся в освободившейся квартире Екатерины Гельцер (и считая это Божьим промыслом), вел образ жизни аристократа — собирал иконы, античные инталии и камеи, обожал шампанское, устраивал мальчишники в Сандунах. И не на футбол ходил, а занимался дайвингом — подводным плаванием. Жил с шиком. И детей своих приучал. Дочь Илзе вспоминает интерьеры своей квартиры: «Потолки украшены лепниной с вензелями, причем в каждой комнате лепнина с определенным сюжетом. В спальне — с целующимися голубками, в гостиной — с вензелями “Е. В. Г.”, в балетном зале — с музыкальными инструментами, мраморные подоконники, белые колонны при входе в гостиную, раковины саксонского фарфора». А еще от Гельцер остался маленький бассейн. Марис Лиепа из артиста балета вмиг превращался в экскурсовода, показывая гостям странную дверную ручку, прибитую к стене, — то ли это был балетный станок, за который держалась Гельцер, то ли приспособление для передвижения престарелой балерины по квартире, скорее всего, и то и другое. И все же некоторая вторичность чувствуется — Лиепа с его талантом в Европе мог бы жить в своей квартире, а не в чьей-то бывшей, пусть даже Гельцер…

Хорошо жить в доме, где и соседи служат в Большом театре, особенно для детей, которых можно отправить позаниматься у прославленной балерины, взять у нее пару уроков. И далеко ходить не надо, достаточно спуститься на этаж. Сам Бог велел! Вот и Марис Лиепа договорился с Ниной Тимофеевой, живущей прямо под ними, в десятой квартире, куда периодически приходила Илзе, удивляясь всему тому, что нас уже не удивляет: «Стены квартиры были обтянуты красным атласом, точно таким же, каким обтянуты директорские ложи в Большом театре… Изысканная мебель красного дерева, с атмосферой старого московского дома, где много книг, где была балетная палка (станок), у которой я тоже иногда занималась». Откуда атлас из директорской ложи? Позволим себе адресовать этот вопрос Кириллу Молчанову, директору Большого театра. Их служебный роман разрушил его номенклатурную карьеру, предоставив возможность заниматься только музыкой. Молчанова вынудили оставить директорский кабинет, он переехал в квартиру Тимофеевой, став ее очередным мужем после дирижера Геннадия Рождественского и кинооператора Георгия Рерберга[96].

У Тимофеевой начинающим балеринам можно было учиться азам профессии:

«Она поднимается по лестнице в лыжном комбинезоне, в небрежно наброшенном на голову платке, завязанном, как у старушек, в теплых широких сапогах, она идет, немножко переваливаясь, раскачивающейся походкой.

Я вызываю лифт и говорю:

— Нина Владимировна, вот лифт подходит.

— Мне не нужно, я тренирую ноги, — говорит она и поднимается на свой третий этаж пешком».

Неудивительно, что дети Мариса Лиепы, усвоив уроки отца и соседей, пошли по его стопам, став солистами Большого театра. Скажем больше — было бы странно, если бы они выбрали вокальную карьеру, а не балетную.

Жизненный путь Мариса Лиепы оборвался слишком рано для солиста Большого театра, многие ветераны которого отличались значительной продолжительностью жизни, образовав своеобразный клуб для тех, кому стукнуло восемьдесят. Марина Семенова — 101 год, Борис Покровский и Марк Рейзен — 97, Иван Козловский — 93, Ирина Масленникова — 94, Ольга Лепешинская — 92, Майя Плисецкая — 89, Галина Уланова и Асаф Мессерер — 88, Геннадий Рождественский — 87, Наталья Шпиллер — 85 и т. п. Из них можно было бы составить целый институт геронтологии. Вероятно, сыграла роль особая закалка артистов — чем раньше они родились, тем дольше жили, подготавливая себя к долголетию. И ведь ни в чем себе не отказывали, выработав привычку к юбилеям и заутренним банкетам. Дочь Козловского Анна запомнила, что каждый вечер после спектакля в доме распахивались все двери, загорались люстры, квартира оказывалась заваленной цветами и начиналось застолье с длинными тостами: «Отец никогда не возвращался с концерта один, всегда с компанией. Красавица мама в нарядном платье блистает во главе праздничного стола. Ну а отец, душа компании, без конца шутит, смеется, говорит витиеватые тосты и угощает гостей коньяком и любимой хванчкарой». Более того, для нее все это стало «щемящим ощущением семьи».