Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Семья должна была охранять сон и покой артиста и перед спектаклем. Борис Мессерер рассказывает, что его отец Асаф Михайлович «весь день перед спектаклем отдыхал, закрывшись в комнате, и даже не отвечал на телефонные звонки. Ему необходимо было сосредоточиться. Он не брал телефонную трубку, ни с кем не разговаривал и уезжал из дома часа за три до начала действа. Машину, бывшую в те годы большой редкостью, как правило, предоставлял театр». Сходным был и распорядок дня музыканта Тимофея Докшицера: «Работая в театре, я неукоснительно соблюдал режим солиста оркестра. Утреннее занятие в день ответственного спектакля было легкое и непродолжительное по времени, примерно полчаса, потому что всю подготовку я проделывал за день-два до спектакля. В день спектакля — маленькая прогулка, непоздний обед без острого, соленого и, разумеется, без выпивки, с обязательным дневным отдыхом и желательно с коротким сном. Этот элементарный режим позволял быть внимательным и собранным на спектакле».

Дополняет образ артиста, готовившегося к спектаклю, Анна Козловская: «Все домашние служили Его величеству голосу! Нас с сестрой постоянно одергивали то мама, то бабушка: “Тише! Папа репетирует! У папы концерт!” Целый день перед спектаклем он молчал — берег голос». Козловского можно назвать рабом режима, и это не будет преувеличением. Зная толк в развлечениях и в вине, Иван Семенович знал и меру, когда остановиться, а главными своими врагами считал сквозняки и простуду. Никогда не пил и не ел ничего холодного и не выскакивал после спектакля на улицу, а если и выходил, то в своем знаменитом красном шарфе, через который и общался с миром («Верхнее “ре” третьей октавы должно звучать во что бы то ни стало!»). Зато голос сохранил до самых преклонных лет. Да, недаром бытует анекдот: «Милая, извини, сегодня я ночую на диване, а не в спальне: у меня через месяц “Отелло”!»

С тишины начинался и каждый день Людочки Максаковой: «Все домашние ходят на цыпочках: мама спит. Мы существовали в разных “часовых поясах”, детское утро раннее, а мама спала до одиннадцати-двенадцати, ведь ее спектакли начинались в восемь вечера, заканчивались в двенадцать ночи, после них всегда шел разбор с двумя-тремя очень близкими друзьями и сестрой, подробный анализ каждой фразы, ноты. Так всю жизнь. Никакие медные трубы: похвалы, восторги, слава — не могли отвлечь маму от сути, от главного. Как я сегодня звучу, играю? Звук — это первое и безусловное. Безупречному звуку посвящались утренние занятия, ежедневно три-четыре часа».

Столь пристальное внимание к себе, своему голосу («чтобы душа пела!»), своему таланту освобождало артистов от многих хлопот по дому, которые с готовностью брали на себя их близкие и друзья, поклонники. И потому порой в своей повседневной жизни артисты Большого театра были оторваны от реальности, не зная, как открыть холодильник (и это не шутка), не говоря уже о том, чтобы пожарить яичницу. Правда, Мария Максакова могла, если надо, и прибить гвоздь. Тем не менее «дистанция огромного размера» все равно прослеживалась. Людмила Максакова с юмором описывает разговор своей матушки с кем-то из соседей, встреченных, например, у подъезда: «При встрече все интересовались: ну, куда же ваша Людмилочка поступила? И мама говорила, что она поступила в Щукинское училище при Театре Вахтангова.

— А… к Рубену?

— Да нет, какой Рубен, в училище.

— А… в студию, а к кому же?

— Да такой черный, с такими глазами…

— К Жене Вахтангову? Подожди, он же умер…»

В итоге выяснялось, что «черный с глазами» — это Владимир Этуш. Разговор этот происходил уже спустя лет сорок после смерти Вахтангова. И смешно, и грустно. Они жили, словно читали вчерашнюю газету. И самое главное, что газету свежую открывать не хотели — им было неинтересно. И еще — они были какими-то неделовыми, без хватки, так присущей сегодня многим небесталанным творческим людям, не слезающим с экранов телевизоров. Смотришь порой и диву даешься: и здесь он выступает, и тут, и фестиваль у него свой, и театр, и уже народный артист, и лауреат, и даже доверенное лицо на выборах. А творчеством-то когда занимается? А на творчество времени не остается… И душа у него давно уже не поет, а вот денег много.