Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Зарабатывая деньги на дачу (и жуликов), Максакова не успевала отдыхать в Снегирях. Урывками приезжая с изнурительных гастролей по Уралу, она вновь собирала чемодан в длительное турне по колхозным клубам и домам культуры Дальнего Востока. А Людочка все это время жила в так называемом курятнике — временной сторожке, сбитой из деревянных щитов, оставшихся от американского ленд-лиза, видя маму по праздникам: «В одной комнатушке с печкой и терраской жили бабушка, я, двоюродные сестра и брат, Марианна Францевна — француженка, Клава, помогавшая нам по хозяйству, а на чердаке — певец из Астрахани Ястребов, каждый день начинавший с громкого “Ку-ка-ре-ку”. Как все мы умещались, непонятно, но жили шумно и весело. А маме, конечно, нужен был отдых, и она приезжала только посмотреть на меня. На столе появлялась коробка с нежным, мягким зефиром, все затихали, замирали и благоговейно таращили на маму глаза. Она на меня никогда не сердилась, не повышала голоса, но я, видя ее редко, очень стеснялась и смущалась». Похожих историй подросшие снегиревские дети Большого театра могли бы рассказать немало.

Построив, наконец, дачу, угробив здоровье, получив от государства и Большого театра памятную медаль к столетию Ленина, Мария Петровна тихо скончалась в августе 1974 года. Прощались с ней в ЦДРИ на Пушечной улице, ибо в Большом театре сезон еще не открылся. Народу пришла тьма — очередь к Кармен тянулась от «Детского мира»… Судьба трех поколений Максаковых очень характерна и показательна, если заводить речь о так называемой непростой доле русской женщины в условиях победившего социализма и последующей перестройки с перестрелкой. Словно какое-то проклятие висит над ними. Последний муж Марии Петровны (уроженки Астрахани, в девичестве Сидоровой) был расстрелян в 1937 году, но не он был отцом Людмилы Максаковой, а баритон Волков, сбежавший с немцами в 1941 году, о чем рассказывается в этой книге. Даже отчество Людмила Петровна — «нарядная артистка» РСФСР — всю жизнь носит не свое. А теперь вот и внучка Марии Петровны постоянно напоминает о себе в новостях — ее полная тезка и певица, бывшая солистка Мариинки и бывший депутат Государственной думы, бабушка, вероятно, могла бы гордиться ею. Только вот в Снегирях она не бывает — в Киеве живет…

Помимо Рейзена, Максаковой и ее соседа Козловского в Снегирях жили Оборины, Небольсины, Дунаевские, Хачатуряны, а также Родион Щедрин и Майя Плисецкая. Пользуясь соседством с Арамом Хачатуряном, балерина во время прогулок по райским дачным окрестностям все уговаривала его написать музыку к балету о Кармен, который она задумала для себя. Однако уломать автора «Танца с саблями» не удалось — он отказался, так же как перед этим и Шостакович. И тогда за дело пришлось взяться Щедрину с помощью Бизе, вдвоем они сотворили шедевр, без ложной скромности. Снегири полюбились и Владимиру Васильеву с Екатериной Максимовой.

Артистическая среда поселка разбавлялась летчиками-испытателями (Владимир Ильюшин и Владимир Коккинаки), военными (маршал танковых войск Семен Богданов, жена которого продавала соседям яйца и малину), врачами разной специализации, из которых при желании можно было бы составить приличную поликлинику. И если не у всех, то у многих на участках росли красивые далмацкие ромашки — старожилы называли их «Анатолиями Петровичами» в честь мхатовца Анатолия Кторова, разводившего цветы и также имевшего в Снегирях дачу. Жили весело, ходили в гости на чай и что-нибудь покрепче, играли ночами в преферанс, занимались самодеятельностью. А еще ездили в путешествия в соседние поселки — «НИЛ» (Наука — Искусство — Литература), где жили Свет Кнушевицкий с Натальей Шпиллер, в Манихино к Павлу Лисициану и Ивану Петрову.

Одна из самых лучших дач была у Гауков — доходы дирижера, пока его не уволили из оркестра, позволяли воплотить самые смелые мечты, максимально приблизив условия жизни к городским — проложить канализацию и водопровод, пробурить скважину (у других были колодцы), установить котел для горячей воды и отопления дома. Построенный по проекту неизвестного архитектора дом скорее напоминал коттедж, нежели так привычный артистам Большого театра теремок. А крышу покрыли трофейной черепицей из Германии. Дом стал украшением Снегирей. Сын дирижера Павел Гаук провел здесь свое золотое детство, хорошо запомнив будни и праздники загородной жизни в «русской Швейцарии», в том числе и летний день 28 августа 1953 года, когда на дачу неожиданно приехал Небольсин со срочной и печальной новостью — умер Голованов. Дирижеры собрались и немедля выехали в Москву, подчеркнув таким образом чрезвычайную важность произошедшего события, обозначившего окончание большой эпохи в жизни Большого театра. В памяти Павла Гаука остались и яркие подробности счастливого и беззаботного времяпрепровождения в ту эпоху, когда деревья были большими. Гуляли по снегиревскому бродвею, купались в Истре, собирали маслята и подберезовики тут же, на своем гектаре. Взрослые ходили на охоту, а какая была рыбалка…