Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Прошло полвека, и уже советский директор Михаил Чулаки сетовал: «Планы по сборам для каждой из сцен были установлены высокие, и их в те времена оказывалось не так-то легко выполнить: так, по Большому театру (основной сцене) продажа билетов должна была давать 98 процентов от полного сбора (то есть практически лишь два билета в первом поясе партера могли не быть проданы); да и по филиалу далеко не всегда удавалось собирать необходимые 85 процентов от аншлага. Вспоминаю, как через полчаса после начала спектаклей на обеих сценах я с трепетом ожидал, когда мне принесут рапортички, сообщавшие о результатах сегодняшней продажи билетов. Нередко сведения эти бывали неутешительными, особенно когда на основной сцене шли оперы советских авторов, — и это вопреки утверждениям инстанций, ведающих музыкой, что, дескать, “народ требует” произведений на современные советские темы — тех самых произведений, на которые их самих и на аркане, бывало, не затащишь!»

Как видим, и при царе-батюшке, и при советской власти проблемы были схожи: как повысить сборы? Теляковский нашел выход, пригласив Шаляпина. Советский же директор, не имея под рукой главного русского баса, мог повлиять на посещаемость, включив в афишу фамилии народных артистов СССР. «Каждый раз, когда дирекция разрабатывала календарь спектаклей на месяц вперед, перед нами неназойливо возникал маленький человек, смотревший на начальство влажными глазами-маслинами, скромно умоляющий подкрепить афишу: “Народных эс-эс-эс-эр не хватает”, — плачущим голосом взывал к нам главный администратор филиала X. А. Абулов». И ничего не поделаешь — приходилось «подкидывать» народных артистов, чтобы увеличить продажу билетов…

В советское время артисты не могли позволить себе, следуя примеру Шаляпина, выкупить билеты и раздавать их у себя на квартире — им бы просто никто не позволил это сделать. В 1960–1980-е годы на популярные у иностранцев балеты можно было попасть только по большому блату. Князь Никита Лобанов-Ростовский, сын эмигрантов и удачливый бизнесмен (р. 1935), рассказывал, как в 1970-х годах, приехав в Москву, смог посмотреть балет «Спартак» лишь с помощью взяток и подношений. Поначалу он обратился к Марису Лиепе — исполнителю партии Красса в балете, но тот сказал, что билетов нет даже у него. Тогда князь обходным маневром, используя целый портфель ярких и дешевых сувениров, достал билеты в партер: «Когда после спектакля мы пришли к Лиепе за кулисы, он был страшно смущен и, чтобы как-то загладить неловкость, пригласил нас всех на ужин в “Националь” с шампанским и икрой. Вот так делались дела в Москве: за какую-нибудь ерунду в иностранной обертке можно было получить все, что угодно».

Подобно «Спартаку», огромные очереди в кассу вызывала «Аида», зрители в надежде достать билеты на оперу пускались во все тяжкие. «Накануне спектакля нас буквально одолевали просьбами друзья и знакомые, друзья друзей и знакомые знакомых, чтобы забронировать в кассе театра билеты или получить контрамарку. Счастливые обладатели билетов за несколько дней до спектакля жили в радостном ожидании. Мы все это знали, поскольку нам постоянно рассказывали обо всем и наши друзья, и наши почитатели», — отмечает Ирина Архипова.

Много лет кряду театральными кассами Большого театра заведовал «человек с неиссякаемым юмором» Михаил Исаакович Лахман. Незаменимый в таком деле человек со связями, умевший находить выход из самых сложных положений, когда билетов не было вообще, но в последний момент для тех, кому очень нужно, они все равно появлялись. Однако и Лахману чувство юмора однажды изменило, когда он увидел себя среди героев актерского капустника, подготовленного артистами балета. Сюжет был снят на кинопленку любительской кинокамерой и высмеивал очередную советскую постановку — оперу Дмитрия Кабалевского «Никита Вершинин» о борьбе за советскую власть на Дальнем Востоке. В киносюжете Лахман сидел за окошечком кассы, оклеенной, словно обоями, афишами «Никиты Вершинина», и уговаривал публику купить хотя бы один билетик на новый спектакль.

Ничто не могло спасти спектакль от провала — ни участие Лемешева (он пел партию китайца Син-Бин-У) и Нэлеппа, ни дирижерская палочка Мелик-Пашаева, ни режиссура Баратова и реалистичные декорации Рындина. Причем слово «провал» применяется здесь именно в контексте отсутствия на него спроса. Зрители, словно сговорившись, не хотели покупать билеты на оперу: всем, понимаешь, подавай «Пиковую даму»! Как говорили в таком случае авторитетные театральные администраторы, «Если народ не пойдет, то его уже ничем не остановишь!»[114]