Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Пришел Хрущёв в ложу и в самый напряженный для всего мира момент Карибского кризиса летом 1962 года, когда сотрудники ЦК КПСС начали вывозить своих детей подальше от Москвы, опасаясь ядерного удара из США. Никита Сергеевич так и сказал: «Пойдемте, товарищи, в Большой театр, народу покажемся, пусть все увидят, что никакой паники среди нас нет, страна под надежным контролем». А 30 ноября 1962 года первый секретарь посетил гастрольный спектакль своего любимого Киевского оперного театра — оперу «Тарас Бульба» Миколы Лысенко. Зрителей набился полный стадион — так мог бы сказать в данном случае персонаж Евгения Евстигнеева из кинокомедии «Берегись автомобиля», в центральной ложе было тесно от вождей: с Хрущёвым пришли не только те, кто начинал свою партийную работу на Украине, в том числе Леонид Брежнев и Николай Подгорный, но даже Михаил Суслов. Здесь в театре партийный идеолог и упрекнул Хрущёва за невнимание к московским художникам, сказав, что для украинской оперы он сумел время найти, а ведь художники в Манеже тоже его ждут не дождутся. Да, историческое решение Никиты Сергеевича посетить выставку в Манеже, ставшую вследствие его визита знаменитой, было принято именно в Большом театре, в бывшей царской ложе. На следующий день должным образом подготовленный советский вождь устроил в Манеже полный разгром, став, помимо своей воли, еще и главным промоутером художников, широко известных до этого в узком профессиональном кругу. Хрущёв своим непристойным поведением обеспечил им мировую известность. Да и сам он вляпался в вечность: если где-то за рубежом упоминался обруганный им художник или скульптор — рядом непременно стояла фамилия Хрущёва.

Тихон Николаевич Хренников однажды, пользуясь случаем и желая выказать Хрущёву чувство глубокой благодарности от имени всех советских композиторов, сделал ему неловкий комплимент. Глава Союза композиторов сказал, что сбылась заветная ленинская мечта о человеке из народа, который когда-то возглавит социалистическое государство. И этот человек и есть «наш дорогой Никита Сергеевич». Неизвестно, оценил ли Хрущёв всю двусмысленность такой оценки, но все же главная его заслуга в жизни Большого театра очевидна: он избавил его от навязанной большевиками неуместной обязанности предоставлять свою сцену для всякого рода собраний и съездов. Сегодня кажется смешным, но именно с Большого театра начиналась пропагандистская кампания по освоению целины. Всю страну облетел сюжет в «Новостях дня», которые крутили перед киносеансами. 7 января 1955 года не где-нибудь, а в Большом театре Союза ССР «состоялось собрание молодежи Москвы и Московской области, которая по призыву Коммунистической партии и советского правительства добровольно изъявила желание отправиться на освоение новых целинных и залежных земель». На экране — президиум с Никитой Хрущёвым и Георгием Маленковым, диктор говорит о том, что все присутствующие выражают свое желание поехать на освоение целины: механик-комбайнер Мытищинской МТС Емцов, инженер-механик Москворецкого района Кузнецова, шофер авторемонтного завода Дзержинского района Полунин, московский каменщик Мишкин, тракторист Ленинской МТС Кочетков, повар треста столовых Свердловского района столицы Борзов, трактористка зерносовхоза «Куйбышевский» Лаптева. Всех их напутствует секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Шелепин (еще бы, он-то остается в Москве!). В заключение все встают, аплодируют. Звучит «Интернационал». А смотры художественной самодеятельности и декады национального искусства — они также проходили на сцене Большого театра… Лишь постройка Дворца съездов в Кремле, призванного выполнять функции второй сцены Большого театра, прервала эту многолетнюю вакханалию. Правда, строители и инженеры так торопились сдать дворец досрочно, что сделали это с большим количеством недоделок, сразу же о себе заявивших. Во время одного из первых спектаклей заело занавес. Промучившись 20 минут, электрики смогли наконец сдвинуть с места многотонную махину, и спектакль, слава богу, закончился.

Наконец, Хрущёв изменил отношение к советским артистам как потенциальным шпионам и «врагам народа», которых нельзя выпускать за границу, — в мае 1959 года Никита Сергеевич отпустил на гастроли Майю Плисецкую, о чем ведется рассказ в отдельной главе. За ней полетели и другие…