Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Что касается наград Шагинян, то она была обладательницей почти всех разновидностей советских орденов и медалей, вручаемых писателям. Но была и еще одна награда – необычная – персональная планета, названная в 1980 году ее именем. «Моя планета меня ждет… Теперь мне нужны 60 процентов гонорара за “Мысливечка” (книга Шагинян. – А. В.), чтобы я могла подготовиться к полету…» – заявила она{430}

.

Ленинскую премию Шагинян получила в 1972 году за тетралогию «Семья Ульяновых» (наш ответ вагнеровскому «Кольцу нибелунга»). Но до конца не верила в свое лауреатство. Не дожидаясь решения Комитета по Ленинским премиям, благодарная Мариэтта Сергеевна созвала на банкет в ресторан «Арарат» чуть ли не всю редакцию «Молодой гвардии» – корректоров, художников, редакторов. Домашняя обстановка того вечера осталась в памяти его участников: «Мариэтта Сергеевна прямо-таки излучала радушие, была очень оживлена, никого не обошла своим вниманием. Запретила произносить тосты о себе». Ее вдруг потянуло на откровенность: «Я перечитала все свои книги и пришла к выводу, что пишу плохо, читать меня скучно…» Судя по этим словам, Шагинян была требовательна прежде всего к самой себе, но не только. В другой раз она поставила диагноз всему общественному строю: «Наш социализм похож на железнодорожную колею, зарастающую травой»{431}.

Обмывание орденов и премий олицетворяло собой заключительный этап наградного процесса. Каждый делал это в меру имевшихся возможностей. «Веселых ребят», то есть «Знак Почета», можно было обмыть и в узком семейном кругу, а «Государыню» – в ресторане, как правило, в ЦДЛ. Однако Самуил Маршак, получив Ленинскую премию в мае 1963 года, решил отметить это событие скромно, устроив что-то вроде дружеского ужина на квартире. «Я сидел на диване между Твардовским и Б. Ливановым. Все было недурно, Маршак был слаб, но мил. Несколько больше, чем нужно, шумел Ливанов: кричал, актерствовал, лез целоваться. “Как ты думаешь, когда умру, мне рукомойник поставят?” (то бишь мемориальную доску)»{432}

, – записал 14 мая 1963 года Владимир Лакшин. Вот и настала пора поговорить о жилищных условиях советских писателей – все ли из них имели квартиры, размеры которых позволяли устраивать званые обеды?

Глава седьмая

«Им книги строить и жить помогали…»: Скромный быт советских писателей

Если так дело пойдет, то можно дожить до того, что и правду говорить и писать станут?.. Даже страшно представить себе это!

Виктор Астафьев. 1965 год

«…и Мирзо Турсун-заде» – «Хоромы» Бориса Можаева – Писательская кухня – 20 лишних метров для литератора – «В Безбожном переулке хиреет мой талант» – Олег Волков и «Погружение во тьму» – Соседи: Окуджава и Жигулин – Анатолий Алексин и «круговая» помощь – Прописка Василия Шукшина – Упрямство Анатолия Рыбакова – «Я из тебя человека сделаю!» – Квартира для Игоря Золотусского – Кооперативы для литераторов – «Писательский недоскреб» на канале Грибоедова – А в Киеве дядька… – Гимнастические кольца Даниила Гранина – Виктор Конецкий на Широкой улице – Телефон Валентина Берестова – Оксфордская мантия – Владимир Адмони-Красный

Как-то Даниил Гранин пришел на Старую площадь, на прием к одному влиятельному чиновнику – просить разрешение на создание нового литературного журнала. Встретили его гостеприимно, чайку предложили, бутербродик принесли. И только Гранин начинает объяснять суть дела, как партиец предлагает ему… музыку послушать, «запись какой-то сонаты, песни, сочиненной молодым композитором». И полилась мелодия. Чиновник глаза закрыл (словно в консерватории), сидит, наслаждается. А затем спрашивает: как, мол, музыка понравилась? Еще бы! Как такое может не понравиться! «Но я вот по какому вопросу…» А тут и время закончилось. Всё. Там же в приемной люди ждут. Они ведь тоже с просьбами. И уходит Гранин, специально приехавший из Ленинграда, ни с чем. Только с впечатлениями от свежей музыки. И такое повторялось не раз. А чиновника этого потом на «Культуру» бросили, в прямом смысле, – назначили главным редактором газеты.