Прошел день, и из Моссовета на блюдечке с голубой каемочкой принесли ордер на квартиру, поздравили с новосельем и просили «ни о чем больше не беспокоиться, а если что понадобится, немедленно звонить в Моссовет — все будет к вашим услугам». Артисты вовремя обратились за помощью к Булганину — через год Хрущев выгонит его на пенсию, отняв еще и звание маршала. В начале 1970-х годов вернувшийся из тюрьмы бывший генерал госбезопасности Павел Судоплатов встретит его случайно в очереди за арбузами на одной из московских улочек.
А Вишневскую потом в «Метрополь» еще не раз вызывали, но не в ресторан покушать, а на второй этаж, в специальный номер, где ее ласково пытались завербовать в осведомители КГБ. Через эту «явочную квартиру» прошли многие люди богемы из Большого, Малого театров, консерватории, МХАТа. Начиналось все одинаково. Сначала звоночек: «Добрый день, не могли бы вы прийти к нам поговорить». Артист соглашается: а куда денешься! Приходит в назначенный день. А там уже ждут двое в штатском, Иван Петрович и Петр Иванович: «Здравия желаем, рады видеть вас, народный вы наш любимец!» А дальше разговор такой, как в том случае с Мироновым: «Помочь надо родному государству! Кругом враги, предатели, а вы часто на приемах бываете, с иностранцами общаетесь. Рассказывайте нам иногда (раз в месяц и в письменном виде) о содержании этих разговоров. Да и о коллегах не забудьте — может, кто что замышляет. Помогать нашим органам — долг каждого советского человека и почетная обязанность. А мы вам тоже поможем со званием, с квартирой, с гастролями. От вас-то ничего особого и не требуется…»
Фаина Раневская смогла отмахнуться от назойливого предложения «помочь родине» стукачеством, придумав себе необычную отговорку — мол, во сне разговариваю, могу все секреты выдать, какая из меня помощница? А Вишневская сразу отказаться не смогла — опыта не было, а ведь тоже не из ваты сделана: выжила в блокаду, мужественно скрыла факт ареста отца при приеме в Большой театр в 1952 году — ее с такой анкетой не только в Большой не взяли бы, а даже в самый маленький театр. При вербовке она попробовала было сослаться на свою расшатанную нервную систему, что все забывает, в том числе и антисоветские анекдоты, а они ей: «Мы вам нервишки подлечим, путевочку в санаторий устроим. Это мы мигом». Они устроят…
Тем не менее Галине Павловне пришлось пару раз в «Метрополе» что-то там «сообщить» — какую-то сущую ерунду, о чем она пишет в своих мемуарах. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не помощь высокопоставленного поклонника — Булганина. Она ему пожаловалась, и от нее сразу отстали. А от других не отстали…
Но не хочется заканчивать главу на грустной ноте. Как бы ни отличались «Националь» и «Метрополь» друг от друга, было у них нечто общее — не пускали туда не только без галстука, но и без пиджака. Георгий Данелия рассказывал, как в 1961 году он приехал в «Метрополь» в рубашке. Лишь помощь случайного знакомого — младшего лейтенанта Советской армии, отдавшего ему свой китель, позволила кинорежиссеру преодолеть запрет швейцара. Лейтенант был значительно выше его, потому китель доставал Данелии до колен, на ногах — кирзовые сапоги. Но его пустили. Что же до богемных персонажей — есть среди них один, ошивавшийся и в «Национале», и в «Метрополе», разговор о нем в следующей главе…
Глава девятая.
Поэт Чудаков и художник Зверев — les enfant terrible московской богемы
Когда лист упадет с дерева,
Помяните меня, Зверева…