«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Помню Ваш доклад в Сорбонне о декабристах, о трех факторах, кот. входят в понятие Революции. Не знаю, повторили ли бы Вы это теперь? Для облика декабристов Вы тогда считали недостатком, что они не победили. Так ли это? Революционеры - всегда при победе теряют, ибо тогда начинают делать то, с чем раньше боролись. Так, говоря о деятелях Февраля, Вы хвалите их порядочность, бескорыстие и т. д.; это, правда, [слово нрзб] не мешало тому, что даже они, в смысле [слово нрзб] и несправедливости, под покровом «революционной совести» и «революционной законности» остались на позициях старого режима. Читайте протоколы Муравьевской комиссии и тогдашнюю революционную риторику; они производят впечатление скрипа ножом по стеклу, так в них все фальшиво и лживо.

Предубеждение в пользу революции всегда навевается высотой новых идей, кот. тогда защищают, но когда революционеры побеждают, они сами именно эти идеи искажают и унижают; и это неизбежно, поскольку эти идеи, по самой высоте своей предполагают не торжествующих «победителей», а людей бескорыстно преданных им, и еще чаще за них погибающих. Их обаяние в этом, а не в их победе, особенно не в [слово нрзб] расправе над побежденными. Вот почему я отталкиваюсь от Революции, как отталкиваюсь от войны, от всякого торжества силы, т. е. от всяких «победителей». Я всегда на стороне более слабых и побежденных. Может быть, был прав Милюков, когда писал, что я не «политик»: политику как победу над противником я не принимал. Моя амбиция не шла дальше того, чтобы быть Сенатом, т. е. охранять законность и против победителей, и против побежденных. Соглашение, а не победа, компромисс, а не торжество - было моим политическим темпераментом. «Ты победил, Галилеянин» - моя любимая формула.

Эта моя сущность не отразилась ни в сборнике, ни вообще в моей деятельности; более того, может быть, даже я сам ошибочно в этом вижу ее цельность, мои качества и недостатки. Кстати, на этом был основан удививший Вас успех Выборгской речи. Естественно, что Вы так на меня смотреть не могли. Но самая постановка вопроса о причинах нелюбви к Революции, по-моему, не вяжется с Вашим обликом. Что Вас все любят читать, что Вы любимый писатель, - доказано неопровержимой статистикой у библиотек. Но у Вас гораздо большая заслуга. Вы долго останетесь источником сведений о нашем прошлом; Вы закрепили типы, кот. без того бы забылись и не были бы ясны потомкам. Это завидный и редкий Ваш дар. Но у Вас и другая заслуга. Вы не поддались соблазну смотреть на прошлое глазами «эстетика» и поклонения «героям» и «подвигам». Ваши герои, вроде Суворова, потому и остались так обстоятельны, что им не дали ходу, что они не стали неограниченными, где начинается падение «человека». Вот почему именно от Вас я не ждал бы вопроса, почему человек не любит революцию, где все становится дозволенным и возможным и когда мы, наконец, тридцать лет наблюдаем, к чему это ведет.

Простите за неясность: я все же не вполне еще поправился.

Последнее слово вполне личное: говорю о «шофере». Вы, конечно, правы, что в нем неясность: недаром в нем одни с удовольствием, а другие с негодованием (С.Н. Булгаков[665]

) увидали призыв к Революции. Хотя по тексту ясно, что мое отношение было иное, что я одобрял тех, кто в автомобиле себя «сдержит» и не будет шоферу мешать, что статья направлена «более» против утопистов-революционеров, чем против деятелей старого режима, кот. не защищал уже никто; но все это недостаточно ясно. Может быть это и умышленно; вообще я не хотел очутиться в лагере Горемыкина[666]. Выступить тогда обличителем противников «прогрессивного блока»[667] слева значило бы извращать перспективу. Отсюда неясность, в которой я виноват. Но зато Вы обвинили меня в том, в чем я неповинен, в выдаче «чека без покрытия». В фразе «в автомобиле есть люди, кот. умеют править машиной», Вы увидали аттестацию того, что «мы» править умеем. Я так не думал и, конечно, этого не говорил. Ведь шофер - все-таки аллегория. В чем бы было «трагическое положение», если бы в автомобиле не было людей, которые умеют править машиной? Тогда не могло бы быть самой борьбы, не было бы выхода, а общая неизбежная гибель. Об этом не стоило бы и писать, да это и не соответствовало бы реальности. И вот в этом я считаю своим долгом перед Вами себя защитить.

Ну а затем, т. к. с тех пор я Вам не писал, разрешите добавить, что я бесконечно Вам благодарен за Вашу статью; я чувствую, что Вы мне польстили, но так как тонко, то над этим смеяться не будут. Я вообще мечтал, что когда-нибудь именно Вы напишете обо мне некролог, но мне удалось при жизни его прочитать. Еще раз спасибо и не пеняйте на мои замечания. Все это я хотел сказать Вам при свидании, но не дождался.

Машинопись. Копия.

HIA. 2-15.

М.А. Алданов - В.А. Маклакову, 29 октября 1949

29 октября 1949

Дорогой Василий Алексеевич.