«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Вчера видел И.И. Тх[оржевского], показал ему статью Ширяева и передал Ваш поклон. Оказывается, что Ширяев - дипист, содержится в лагере в Италии. По профессии, по-видимому, журналист. Чего он - профессор, не известно. Оказывается, он в хороших отношениях с Мельгуновым, и в одном из номеров «Возрождения» уже была какая-то его статья.

Конечно, его статья не имеет никакого отношения к Ивановской. Она не могла бы к 5 Авг. попасть в Аргентину. Это отклик на «Истоки» - самостоятельный. Он совпадает с тем, что я всегда думал и даже Вам писал о Вас. Если Вы теперь самый популярный писатель, то, конечно, из-за чисто литературных достоинств и интереса Ваших писаний. Но они, кроме того, ценный исторический вклад, т. к. воскрешают климат эпохи, правдиво и ярко, для тех, кто его не переживал. Оттого-то я себе позволил Вам посоветовать осторожно касаться живых, т. е. действительных людей; неточность в изображении их подорвет доверие к тому, что ценно, к общему климату и оценке. Но курьезно, что и Иванов этого Вашего качества не отрицает. Его «критика» направлена на Ваше отношение к людям, на Ваше политическое понимание. Ведь это то самое, что делают там; как посмели сделать буржуя симпатичным, а пролетария неинтересным? Как Вы смели симпатизировать народовольцам и не славословить Александра II. Вы - политически неблагонадежный писатель, Вас надо «изъять» из библиотек и т. д.; Вы уклонились от «линии». И пикантно то, что этот уклон влево Вам ставит в вину бывший «советский патриот» в журнале «народного социалиста» - в то время, как Вы правильно подчеркиваете, «монархист» Солоневич, в своем журнале допускает статью Ширяева - где являет Ваше справедливое отношение к старине. И Вы правы, что не стоило возражать Иванову; но его не мешало бы посечь за большевизанские приемы.

Кстати, это Иванов сам упросил Мельгунова не возражать на его статью. Потому я и думаю, что Мельгунов поддается влияниям.

К Бунину я сам поеду завтра.

Вы меня спрашивали, что я теперь пишу? Ничего. Очевидно, Вы не разобрали моего почерка, кот. за время болезни очень испортился. Догадываюсь, что ошибка вышла оттого, что я в письме привел как иллюстрацию моего «формализма» - доклад, кот. я чуть ли не в студенческие или ранние адвокатские годы писал о «юридической природе государственного переворота».

Вас. Макл. Автограф.

BAR. 5-1.

М.А. Алданов - B.A. Маклакову, 25 сентября 1950

25 сентября 1950

Дорогой Василий Алексеевич.

Чрезвычайно Вам благодарен за все то, что Вы пишете, за Ваши добрые слова о моих писаниях. Вы догадываетесь, какое значение имеет для меня Ваше мнение. Спасибо.

Отвечаю Вам с небольшим опозданием: у меня теперь огромная переписка по делам Бунина - юбилей, сбор. У него ведь НИЧЕГО не осталось от Нобелевской премии. Как Вы знаете, он за пять лет оккупации ни одной строчки не напечатал, вел себя с исключительным достоинством и все прожил из того, что было. Сбор идет недурно, но я надеялся на несколько лучшие результаты. Правда, впереди еще банкет в Нью-Йорке: там организацию чествования взяла на себя американская писательница, нобелевская лауреатка Перл Бак[862], и я надеюсь, что она среди американцев соберет немало; все же это только надежда. Свои связи, не очень большие, я уже использовал. Если я правильно разобрал эти строчки в Вашем письме, Вы советуете мне обратиться в Монте-Карло к Гурвичу[863]. Беда в том, что я его всего раз в жизни видел, и, кажется, он на меня немного гневается. Он после кончины Роговского приезжал ко мне, - просил войти в какой-то комитет по ведению Русского Дома в Жуан-ле-Пэн, и я не согласился на это, зная, что дела там очень запутанные, что я фактического участия в работе принять не мог бы, как не мог бы и быть фиктивным членом какого бы то ни было Комитета. Впрочем, я не уверен, что разобрал Ваши слова правильно. У нас на днях обедал Константин Романович [Кровопусков]. Я думал, что уж он-то Ваш почерк разбирает легко, и показал ему эту часть Вашего письма, но он не разобрал ни слова! Не уверен я и в том, что Гурвич богат.

А вот я, просто как Ваш поклонник, имею к Вам просьбу, - и совершенно уверен в том, что тут со мной согласятся тысячи людей. Вы отказываетесь писать воспоминания. Кровопусков сказал мне, что намечен такой проект: Вы за чашкой чаю будете рассказывать; они пригласят стенографистку, она будет записывать, получится книга, и ее издадут. Умоляю Вас согласиться на это. Книга выйдет интереснейшая, настоящий клад. Полонский рассказывал мне, что как-то, кажется, в Союзе адвокатов, Вы экспромтом рассказывали о первых годах Вашей жизни, что это был настоящий фейерверк, и все заслушались. Если Вы согласитесь и если Вы закончите «Еретические мысли», то обещаю Вам, что больше к Вам приставать не буду.