Правда зеркала

– Если ты не лжешь, – сказал Морген, – то я нужен тебе так же, как и ты – мне.

Нахт снова поклонился.

«Именно так. В этом мы едины».

Он посмотрел на Моргена. Яркие глаза светились насмешкой, спутанные светлые волосы обрамляли грязное лицо.

«Пока что».

Морген посмотрел на север, где его ждал Зельбстхас. Сокрушить Кёнига будет раз плюнуть. Он хотел вернуться. Мысль улучшить всех своих верующих так же, как он улучшил свою армию, заставила его задрожать от возбуждения. Он жаждал их совершенного поклонения. В Унбраухбаре он увидел, что происходит, когда он дает верующим в себя свободу выбора. Он так долго считал, что причины поступков человека имеют значение. Но он ошибался. Такие несовершенные существа никогда не смогут сделать идеальный выбор по идеально подобранным причинам.

«Когда они станут совершенными, я верну им свободу воли».

Морген кивнул, соглашаясь.

– Мы возвращаемся немедленно.

* * *

Нахт наблюдал, как Морген в последний раз окинул взглядом разрушенный крестьянский дом, задержался на трупе Бедекта, и ушел, чтобы вернуться к своей армии марионеток.

«Он выглядит грустным, испуганным».

И вот это – победа? Все произошло именно так, как хотел Нахт – Морген погружался в собственное безумие все глубже, он начал порабощать своих людей, он вручил Нахту бразды правления армией, – но Нахт не чувствовал себя победителем. Он испытывал стойкое ощущение, что пока он манипулировал Моргеном, кто-то другой дергал его за ниточки.

«Как такое вообще могло произойти, все возможные вероятности без вариантов сходились здесь?»

Кому бы это могло оказаться по силам? Зеркальщица? Чтобы она достигла такого могущества и такого уровня контроля над реальностью – и не сорвалась с Вершины? Очень, очень вряд ли.

Изначально он планировал долгую, изнурительную игру, он собирался медленно тащить Моргена вниз, постепенно заставить захлебнуться этого безукоризненного мелкого паршивца в грязи и крови. Одержимость бога чистотой и порядком сломила бы того, когда он бы, наконец, осознал, что мир просто не может быть таким. Чем больше Нахт думал об этом, тем больше само существование Моргена казалось ему слабостью и уязвимостью.

«Мне нужно стать настоящим. И лучше раньше, чем позже».

Нахт осмотрел труп Штелен. Боги, как она была отвратительна.

«Она идеальна».

И вот она снова мертва – и те, кого она успела убить за краткое время своего пребывания в мире живых, будут служить ей в Послесмертии.

«Это же десятки людей».

Сможет ли он ее использовать?

«Конечно, смогу».

Но стоит ли? Штелен была очень опасна.

«Тем легче будет манипулировать ею».

Эпилог

Мы проживаем бессмысленную жизнь, а потом умираем. Почему в Послесмертии должно быть по-другому?

Неизвестный

Штелен лежала на полу в крестьянском доме, южнее Унбраухбара, но севернее столицы Готлоса. Ее меч и два ножа исчезли. Ей не нужно было проверять, она просто знала. Она чувствовала их отсутствие. И седельные сумки, нагруженные добычей с готлосской заставы, тоже исчезли. Она их где-то потеряла.

Глянув себе за плечо, она увидела рукоять второго меча Вихтиха.

«Неужели он специально оставил его мне, чтобы у меня в Послесмертии был хороший клинок?»

Или он понял, что человеку с одной рабочей рукой мало пользы от двух мечей? Она не могла себе представить, чтобы Вихтих позаботился о ком-то, кроме себя.

Штелен заставила себя сесть и осмотрела разрушенный дом. Здесь, в Послесмертии, стена и потолок остались целыми – никто не уронил на них лошадь с неба. Здесь пол не был завален трупами друзей. Однако тут собралась целая толпа и выжидающе смотрела на нее. Человек десять она узнала – это были стражники с готлосской заставы.

– Она пришла в себя, – сказал морщинистый старик, пихнув соседа острым локтем под ребра.

– Я вижу, – ответил толстяк. – Я не тупой.

Мечник, которого она убила в Унбраухбаре, тоже был здесь. Меча у него по-прежнему не было.

Ванистка Геборене, верившая в свою власть над землей и камнями, вышла вперед. Глаза у нее были круглые, безумные. Смерть ни на шаг не отдалила ее от Вершины.

– Кредо Воина гласит, что я должна служить тебе, – сказала она. – Но я служу только…

Не желая выслушивать весь этот бред, Штелен убила ее.

– А я? – Лебендих протолкалась сквозь толпу. – Что ты сделаешь со мной?

Штелен склонила голову, уставилась на земляной пол.

«Я убила ее. Опять. Она должна служить мне, но как она сможет простить мне это?»

Она моргнула, и слезы упали на ее пропитанные кровью сапоги.

«Ты все время обещала ей, что вы поговорите».

Но она всегда позволяла чему-нибудь отвлечь себя. Трусиха.

«Ну вот, ты мертва. Чего тебе бояться теперь?»

Она встретилась взглядом со своей единственной подругой.

– То же, что и всегда, – сказала она.

Лебендих смотрела на нее, не произнося ни слова, ничем не облегчая ситуацию.

– Так проще, не правда ли, – сказала Лебендих. – Намного проще, когда ты знаешь, что у меня нет другого выбора, кроме как…

– Я освобождаю тебя от уз служения, – сказал Штелен. – И больше не имею власти над тобой. Я освобождаю вас всех.