Месяц за месяцем, и контроль капитана Биссаро над командой спадал, как куски мертвой кожи с его тела. Умы, ослабленные долгим, полуголодным плаванием, дрогнули и сломались. Осознание того, что туземцы практически беззащитны перед лицом безудержного заблуждения, только подливало масла в огонь. Те, кто лелеял мелкие заблуждения в тени таких людей, как я и капитан, научились принимать свои недостатки. Когда-то вполне здравомыслящие люди внезапно превращались в социопатов, фобиков, клептокастеров, одержимых своими видениями, соматопарафреникастеров, дисморфиков и интерметаморфозистов. Когда здравый рассудок оказывается единственным, что стоит между человеком и богатством и славой, которых он жаждет, этот забор становится очень тонким и хрупким.
Я боролся за сохранение хоть какого-то подобия порядка, которого король Фюример ожидал от своих посланников. Я превращал в пепел людей, с которыми когда-то делил трапезу. Но принятие своих заблуждений усиливает их. Каждый человек, которого я сжигал, ослаблял мою собственную и без того слабую связь с реальностью. То, что я это осознавал, меня не защищало. Команда, привыкшая бояться пирокастера, теперь еще и ненавидела меня. Мой повелитель удалил меня прочь от себя, а теперь я стал изгоем среди экипажа и все глубже погружался в депрессию.
Каждую ночь я потихоньку сжигал себя, обугливая клочки собственной плоти во время приступов самобичевания – в такие моменты мне хватало смелости на это. Но наказание – кого бы вы ни наказывали – никогда не приносит длительного облегчения, и после этого вы лишь ненавидите себя еще больше.
Ничего другого я и не заслуживал.
Капитан Биссаро толковал приказы короля Фюримера все шире, и в конце концов мне придется действовать, придется предать своего единственного друга. Малой кровью отделаться не удастся; такова была сила приказов Фюримера.
Чем более одиноким я себя чувствовал, тем сильнее становился и тем больше люди боялись меня.
Капитан совсем отдалился от меня, я полагаю, он блуждал в собственном аду медленного разложения. Вскоре я возненавидел его за то, что он притащил меня в эту прекрасную, сказочно богатую страну. Он бросил меня одного под обвиняющими взглядами экипажа. В моменты сильного упадка духа предательство Биссаро казалось мне вершиной всего, самым крупным предательством в моей жизни, и так пропитанной скверной вероломства насквозь. Биссаро. Фюример. Но мое собственное предательство жгло меня сильнее.
Чем я так не угодил королю Фюримеру? Почему я вообще здесь? «Страх» был бы правильным ответом, я подозреваю. Я был пирокастером, приближающимся к Вершине своего могущества, к моменту, когда мои заблуждения возьмут верх над остатками рассудка. Если бы только у меня был кто-то, с кем я мог поговорить, кому я мог бы доверять. Если бы у меня был хотя бы один друг. Одиночество все сильнее распаляло мою ярость, а ярость гарантировала, что я буду оставаться одиноким. Никто не заводит дружбу с пирокастером, которого того и гляди разорвет от гнева.
Мужчины считали Биссаро героем. Они восхваляли его решение убить корабельного духовного наставника, сочтя это проявлением большой храбрости и дальновидности. Наставник Райцунг не позволил бы людям с таким неистовством бросаться в безумие, никогда. Хотя Биссаро ничем не обнаружил, что знает об этом, я с некоторой завистью заметил, что капитан начинает проявлять себя как социокастер. Поклонение пробуждает худшее в людях.
Биссаро изо всех сил пытался управлять быстро разрушающимися остатками империи Уальпы, практически не понимая, что движет ее народом. Они отчаянно цеплялись за свое ошибочное мировоззрение. Люди отказывались поклоняться нам как богам, но считали нас чем-то и большим, и меньшим, чем простые смертные. Биссаро заинтересовался местными жителями, изучил их религию – причудливую смесь инцеста, солнечных богов и пестрых птиц. Он рассказывал мне об этом в те редкие дни, когда снисходил до встречи со своим ближайшим другом. Я думаю, что он находил некоторое утешение в их непоколебимой вере в такое Послесмертие, где всегда имелась возможность искупления.
– Конечно, – сказал он, – если бесчисленные миллионы туземцев верят в такое Послесмертие достаточно сильно, оно
Меня это не убедило.
Уальпа продолжал вести себя так, как будто он все еще император, а не бессильная марионетка. Но он был недостаточно безумен, чтобы это его заблуждение смогло воплотиться в реальность. Видя нашу неутолимую жажду к благородным металлам, Император предложил наполнить его тюрьму золотом и серебром, а взамен Биссаро пообещает освободить его и покинуть Тавантинсуйу. Капитан Биссаро, от которого на тот момент оставались в основном обмотанные сухожилиями кости, немедленно согласился. Золото было доставлено, а затем отправлено королю Фюримеру, который в ответ официально признал Биссаро наместником Новых земель. Император Уальпа пробормотал что-то о мудрости заключения сделок с пантерами. Из тюрьмы его, конечно, никто не выпустил.