Правда зеркала

Три месяца спустя, опасаясь восстания жителей Тавантинсуйу, которые значительно превосходили числом нашу маленькую команду (состоявшую к тому моменту практически только из безумцев), капитан приговорил Уальпу к смерти. Меня позвали сжечь Императора. Узнав об этом, Уальпа умолял капитана Биссаро убить его любым другим способом. Опасаясь разозлить подданных Уальпы, капитан Биссаро в качестве акта милосердия приказал задушить свергнутого монарха. Меня отослали, не дав получить ни капли удовлетворения.

Это было уже слишком.

Вечером я отправился к Биссаро. Он жил один, в одноэтажном домике, кирпичи которого выгорели на солнце и стали тепло-янтарного цвета. На нем был легкий балахон, протертый до дыр, – и сквозь них желтели ребра. Левая рука безжизненно свисала – голые кости, туго обтянутые сухожилиями, почерневшими от солнца и жары. На кисти не хватало нескольких пальцев – они отвалились некоторое время назад.

– Хорошо выглядите, капитан.

Из глаз у меня потекли слезы. Он то ли не видел их, то ли предпочел не заметить моего горя. Я ухмыльнулся, обнажив клыки, и стиснул зубы так, что у меня заболела челюсть.

– Я умираю, – Биссаро невесело рассмеялся. – На самом деле я уже давно умер. Возможно, несколько месяцев назад.

Он содрал с живота длинную полоску высохшей на солнце плоти и бросил ее на пол у моих ног.

– Но я лишился страха. Сейчас я буду рад концу.

– Как и я, – ответил я.

Он не услышал тихой угрозы в моем голосе. Или ему уже было все равно. Он выглядел сухим, как трут.

– Я пришел к тому, чтобы разделить веру обитателей Тавантинсуйу, – сказал он. – В их Послесмертие. Оно дает им возможность искупления.

Он прищурился, глядя на меня белесыми выцветшими глазами.

– Искупление, – прошептал он.

Я фыркнул от отвращения.

– Тавантинсуйу бессильны. Они в здравом уме, все до единого. Не имеет никакого значения, во что они верят.

Биссаро улыбнулся, но до мертвых глаз его улыбка не добралась. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, как у трупа.

– Но их миллионы, и все они верят. Безумие таких людей, как ты и я, бледнеет перед верой масс. Их вера – вот что удерживает этот мир от полного хаоса. Ты знаешь, что это правда. Существует

такое Послесмертие.

Я вдруг понял.

– Ты покидаешь этот мир. Ты отправляешься в это их Послесмертие. Ты бросаешь меня и предаешь короля Фюримера.

Единственный человек в этой забытой всеми богами стране, который хоть иногда разговаривал со мной, собирался покинуть меня. «Предательство», – вот что я подумал. Во рту появился горький привкус, и глаза защипало от ярости. Меня бросило в жар, я покраснел. Это вот так работают приказы Фюримера?

– Ты не можешь бросить все, – категорично заявил я, изо всех сил пытаясь удержать себя в руках. Может быть, я смогу отговорить капитана. – Король Фюример…

– К черту Фюримера, – огрызнулся Биссаро.

У меня аж живот подвело.

– Его здесь нет, и он не гниет заживо в собственном теле. Это мой шанс все изменить, – Биссаро безжизненно ухмыльнулся, обнажив черные от гнили десны. Его череп выглядел так, словно обладатель его давно уже умер. – Я наблюдал за тобой, Гехирн. Ты тоже трещишь по всем швам. Ты теряешь контроль над собой. Тебе тоже неплохо бы задуматься о Послесмертии.

– Да ты свихнулся!

Биссаро рассмеялся в ответ, рассердив меня еще сильнее.

– Ты разделяешь веру Тавантинсуйу?

Что-то в моем голосе отрезвило Биссаро. Он перестал смеяться и кивнул.

– Конечно.

Я усмехнулся. Я чувствовал привкус предательства, и меня от него тошнило. Я сказал себе, что не хочу этого. Но это была ложь.

– Они верят, что если они погибнут в огне, их души не попадут в Послесмертие.

Биссаро уставился на меня белесыми глазами. Умоляющим жестом протянул ко мне огрызок рабочей руки:

– Не надо.

Я видел, как он потянулся за мечом, которым не умел пользоваться, и рассмеялся. Меч так и валялся в его каюте до сих пор.

– Ты предал короля Фюримера. Я Палач Короля. Твоя душа не попадет в Послесмертие Тавантинсуйу.

Добрый капитан покинул владения короля Фюримера, полный радужных планов, надеясь сбежать от того человека, которым стал, и все, что он увидел, – как гибельные заблуждения, порождения его собственной депрессии, уничтожают его мечты.

– Ты видел, как я кормил рыбок, – прошептал Биссаро. – Я помню, когда физический распад был моей единственной целью. Даже полное ничто лучше этого.

Его глаза встретились с моими.

– Сделай это, – сказал он.

Мой единственный друг. Я всхлипнул. Слов не было, дар речи покинул меня тоже. И я выпустил пламя.

Этот огонь даже боги увидели со своих небес.

Под стенами Зиннлоса