Потом она перефотографировала на свой айфон все чеки и каждый клочок бумаги, лежавший у него в портмоне, из которого в довершение всего она вытащила около пятисот евро. Немного поколебавшись, она все-таки засунула мелкие купюры обратно, переместив остальное в свою сумочку. Васкес продолжал лежать не шевелясь. Девушка оделась и уже собиралась выходить, когда ее телефон бесшумно завибрировал. Посмотрев на Васкеса и убедившись, что он спит, она взяла трубку. Витя Вуколов был вспыльчив и ревнив, и ей не раз доставалось, если она пропускала его звонок. Она вначале говорила приглушенным шепотом, объяснив это мужу тем, что зашла в католический собор. Судя по развитию диалога, это объяснение не очень-то его удовлетворило, и, постепенно раздражаясь, пара перешла к взаимным обвинениям, потеряв контроль и осторожность. Когда Вуколова ушла, не попрощавшись и не потрудившись прикрыть за собой входную дверь, Васкес знал, что какие-то важные переговоры в Сан-Тропе прошли успешно, что муж ее, Виктор Вуколов, снова отправляется в Москву, где рассчитывает убедить своего могущественного отца вмешаться и что генералу Кольцову грозит опасность. Он совсем не расстроился от того, что молодая шалунья сбежала от него, не попрощавшись, да еще прихватив с собой его скудные сбережения. Все его действия были рассчитаны, и того порошка, что он ей передал, должно было хватить совсем ненадолго. Следующую порцию он собирался обменять на более существенные блага, чем Юленькино тело.
Приняв душ, он опять попытался связаться с Кольцовым, снова и снова отправляя на мессенджер условное сообщение. Тщетно. Единственным правильным решением, по его мнению, было продолжать действовать автономно. Из-за тотального недоверия со стороны русских он постоянно отставал на несколько шагов и с трудом добывал для них информацию, которая, теряя свою актуальность, очень быстро переставала нести оперативную ценность. Сумей он сообщить о встрече в Сан-Тропе вовремя, многих ошибок они смогли бы избежать.
А Кольцов не отвечал на звонки и письма просто потому, что почувствовал себя безумно усталым и одиноким после похорон своего старого сослуживца. Гнетущая атмосфера зимнего кладбища, слезы вдовы и траурные речи родственников и друзей покойного, как под копирку повторяемые ими с годами все чаще и чаще, окончательно выбили его из колеи. Посмотрев в слезящиеся от морозного ветра глаза стариков, пришедших проводить своего ровесника, он понял, что вряд ли стоит задавать здесь вопросы о его неожиданной смерти. Потоптавшись вместе со всеми возле свежей могилы, он положил на холмик из глины купленные возле кладбищенских ворот гвоздики. Не дожидаясь остальных, генерал пошел к выходу по тропинке, протоптанной в снегу между оградками. Карканье ворон и шелест ветвей, то стихавший, то усиливающийся при порывах ветра, напомнили Кольцову, как много лет назад из-за этих же самых звуков они с покойным вынуждены были раз за разом прокручивать пленку магнитофона, стараясь разобрать очень важные для них слова, как будто назло потерянные в шумовой завесе.