– Привези мне жену Жомова, – сказал он охраннику, стоявшему возле двери его лимузина. Он чуть было не сказал «вдову», но сдержался. В конце концов, какая разница, еще неизвестно, кто кого переживет. – Только поаккуратнее, – добавил он через приоткрытое стекло.
Если в Москве встают Бульварное и Садовое кольца, то радиальные магистрали оказываются пустыми просто потому, что до них никто не может добраться, застряв наглухо в системном заторе. Как только его маленький кортеж выбрался на Звенигородское шоссе, автомобили немедленно набрали скорость и рванули в сторону Серебряного Бора. Промчавшись по проспекту Маршала Жукова, они ушли на вспомогательную дорогу и, притормозив на секунду перед шлагбаумом, отделявшим Москву от райского уголка для олигархов-патриотов, поехали уже медленнее дальше по Таманской улице. Григорий Леонидович не понимал, как можно жить и не страдать, если из твоего окна не открывается вид на большую воду. Ему нравилось вкладывать деньги в недвижимость, но главным условием всегда оставался вид из гостиной: океан или озеро были обязательной его частью.
Аллу Борисовну Жомову доставили ему ровно через час после его приезда, в целости и сохранности. Ей просто сказали, что об этом просил лично ее супруг Вадим Вениаминович и что дело было срочным и не терпело отлагательств. Впрочем, ей все равно не оставили выбора.
– Аллочка! Как я рад тебя видеть! – сказал Григорий Леонидович, встретив Жомову в передней.
– Леня, милый, что случилось? У Вадима неприятности? – произнесла она, слегка запинаясь от волнения.
Он помог снять ей пальто и, посмотрев на ее сапоги, забрызганные грязью московских улиц, сделал знак горничной подать пару тапок. Зельдин был долларовым мультимиллионером, но, несмотря на это, прихватывал в каждом отеле, где останавливался, нераспечатанные пакеты с тапочками. В его коллекции были отельные шлепанцы со всего мира, и сегодня Алле Борисовне Жомовой досталась пара из столицы Индии, где Зельдин побывал год назад.
Ничего не ответив, он приобнял ее за плечи и увлек за собой в гостиную на первом этаже своего дома.
– Мне надо срочно переговорить с Вадимом, но мне нельзя говорить по моему телефону, не хочу его компрометировать. Зачем лишний раз показывать, кому не следует, что мы общаемся? – привычно врал Григорий Леонидович. У него это получалось так легко и непринужденно, что люди, мало знающие его, всегда верили ему без тени всякого сомнения.
Следуя указаниям Васкеса, Чекарь подрулил к шестиэтажному дому в уютном квартале для зажиточных буржуа и представителей элиты стран, превращенных мировым капиталом в свои квази-колонии. Как не настаивала мужская часть компании на визите sur-le-champs[81]
, Наташа, сразу понявшая, к кому они приехали, позвонила Анне Павловне и тоном, не предполагающим возражений, предупредила о том, что они внизу и просят разрешения подняться к ней.Они беседовали уже больше трех часов, и теперь ее гостиная представляла собой картину, разительно отличающуюся от чинных собраний представителей высшего света женевского дипломатического мира. Три подруги – Наталья Сергеевна Кольцова, Юленька Вуколова и сама Анна Павловна Фирсова – не только не разговаривали между собой, но, казалось, даже избегали прямых взглядов. Рома Чекарь стоял у окна, повернувшись спиной к окружающим, и просчитывал про себя возможность разом покончить со всеми мешавшими ему людьми. К их счастью, шансов выйти сухим из воды в случае такого поворота событий у него не было, и он молча разглядывал окна квартир дома напротив, невольно спрашивая себя, какими заботами наполнена жизнь их обитателей. Сергей Николаевич Кольцов боролся с раздражением, которое вызывало у него присутствие Вадима Вениаминовича Жомова; при этом он не торопил события и терпеливо дожидался, когда Виктор Вуколов почувствует, что в присутствии этого слизня они никогда ни о чем не договорятся.
Один только Васкес ощущал себя на вершине своей карьеры тайного агента: находясь в эпицентре многомиллионной операции, он, как игрок в покер с пришедшими тузами на первой раздаче, готовился к ставке all in[82]
, не обращая внимания на шансы остальных игроков. Встреча затягивалась. Вуколов, выполнивший первую часть их договоренностей, отправил в Москву вялые объяснения по поводу фотографии находившегося в розыске с давних времен беглеца. Проверить их было невозможно, и он не очень переживал за ложную тревогу, тем более не имевшую к его работе прямого отношения. О второй части его сегодняшних ночных переговоров, касающейся стодолларовой купюры, переданной ему Фирсовой от Феликса Варгаса Кондори, боливийца, чьи родители сражались бок о бок с Сальвадором Альенде, он не собирался пока рассказывать никому. Каждому овощу свой срок.– Мне кажется неразумным прерывать наше сотрудничество теперь, когда мы наконец все знакомы и большая часть подготовительной работы проведена, – сказал он, повторяя эти слова, наверное, уже в сотый раз за вечер.