Правила Мерджа

Из множества вариантов возможности просадить деньги Дуглас предпочитал или рулетку, или блек-джек. И то и другое не требовало от него особого умственного напряжения и позволяло уделять больше времени наблюдению за окружающими. Считается, что если садишься играть, то пламя азарта рано или поздно настигнет любого. Кто-то сможет погасить его, кто-то нет. Страх и жадность. Боль и удовольствие. Желание испытывать удовольствие от выигрыша, удовлетворяя алчность, раз за разом возвращает игрока за стол. Все происходит в моменте, и играющему кажется, что он рискует всем, хотя он рискует только фишками, которые он получил в кассе в обмен на валюту. И неважно, сколько стоит фишка, один рубль или тысячу баксов. Ставка или выигрывает, или проигрывает, заставляя сердце биться быстрее и быстрее, а выплаты всегда остаются пропорциональными количеству фишек в номере или на цвете, но в жизни Олдриджа Дугласа ставки были другие, и он откровенно скучал бы здесь, не будь это обусловленным местом встречи.

Разменяв в кассе десять тысяч долларов на десять фишек с номиналом по тысяче, он, пройдясь между столами, выбрал тот, где минимальной ставкой были двести долларов в номер. Улыбнувшись застывшему в одиночестве крупье, Олдридж кивком головы показал, что готов играть, и, дождавшись, когда тот бросит шарик, сделал несколько ставок. Это были три фишки на орфолайн и две фишки на один с соседями. Выпал номер четырнадцать и, получив фишек на семнадцать тысяч двести долларов и поздравления, он поиграл еще немного, правда, без особого успеха. В конце ночи он остался при «своих» плюс небольшой гешефт за потраченное время. Неплохое начало для этого незапланированного визита в Северную Америку. Оставалось решить, что делать дальше. Единственное нарушенное им табу в сделке, предложенной русской матроной, – это упоминание кокаина, того самого кокаина, принесшего ему его первые миллионы долларов и остававшегося до сих пор тем источником его всевластия на южном континенте, которое он так хотел конвертировать в беззаботное существование европейского патриция.

Покинув Европу так поспешно, просто потому, что кто-то что-то спросил про него и про полотна, принадлежащие испанской короне, у смешного барона де^****

, он, казалось, должен был теперь навсегда похоронить эти планы; и сейчас он задавал себе вопрос: правильно ли он поступил? «Утро вечера мудренее», – повторял он раз за разом, пока, выйдя из казино на свежий воздух, не увидел, что оно давно уже наступило. «А если эта Фирсова вообще не поняла, зачем я отдал ей эти сто баксов?» – спросил он себя. Торопливо подошедшая к нему женщина лет сорока – сорока пяти спросила его, не знает ли он, где находится ближайшая аптека. Она была взволнована и явно спешила. Обмен фразами занял не более пятнадцати секунд, но когда она ретировалась, не забыв поблагодарить любезного гиганта, Дуглас Олдридж точно знал, где и когда должна состояться следующая встреча.

* * *

Главной приметой предновогодней Москвы были многочасовые пробки. Москва стояла. Лимузин Григория Леонидовича замер на Бульварном кольце вместе с остальными машинами, почти не продвигаясь вперед. Все это не прибавляло ему настроения. Телефон Жомова не отвечал, начиная с понедельника. Последняя связь у них состоялась в воскресенье, когда тот срочным рейсом вылетал улаживать свои косяки в Женеву. Видно, не уладил. Вдалеке на несколько секунд зажегся зеленый свет светофора и почти сразу переключился обратно. Ни один автомобиль не сдвинулся с места. Зельдин решил пройтись и, сделав знак водителю, вышел из машины. Из сопровождавшего его минивэна немедленно выскочили два охранника и двинулись вслед за ним. Зельдин пошел вдоль стоящих машин и, заметив проход в чугунном ограждении, устремился к нему. Гаревое покрытие Чистопрудного бульвара было присыпано мокрым снегом, и он медленно, почти в одиночестве, если не считать двух бодигардов, неотступно следовавших за ним, прогуливался под вековыми деревьями.

После фиаско с деньгами «Национального» он стал еще осторожнее. Минимум контактов, минимум разговоров по телефону. Однако не пользоваться современными средствами связи не получалось. Не запускать же голубей из Москвы по всему свету. Впрочем, сейчас он с удовольствием отправил бы Жомову огромного сказочного птеродактиля, чтобы тот заклевал его своим клювом, оснащенным тремя рядами острых зубов. Зельдин достал мобильник и хотел набрать Жомова, но, посмотрев на экран, где отображались его последние непринятые звонки, передумал. Прогулка возвращала ему хорошее настроение. Воздух, несмотря на выхлопные газы стоявших по обе стороны машин, казался свежим, черная вода так и не замерзшего пруда отражала желтый свет электрических фонарей, и смотреть на нее было приятно. «Вадим, Вадим… почему ты не умеешь доигрывать партии до конца?!» – подумал Зельдин. Он заметил, как пробка наконец начала медленно, но неуклонно рассасываться. Надо было ехать дальше.