Земные блага не вредны, если не мешают достигать блага высшего – вечной жизни. Но приоритет земных благ ни в коей мере не может считаться «общим» для нас и для неверующих. Для нас главное благо – в пакибытии. Для них – тоже, только они этого пока не знают или отрицают. Так что именно спасение является благом действительно общим, безусловным, а земные блага более всего важны лишь для части людей. И, чтобы достигать действительно общего, истинного блага, надо не зарабатывать деньги, не строить красивые города, не корпеть над средствами продления земной жизни, а
В советской массовой культуре слово «волшебство» стало красивым и привлекательным. С ним в книгах и фильмах ассоциировались положительные герои. На него «замыкалась» жажда чуда, тоска по сверхъестественному. А слово «гордость»? Оно чуть ли не отождествлялось с высоким нравственным обликом человека. Однажды я предложил людям в прямом радиоэфире порассуждать на такую тему: чем гордость отличается от гордыни? Слушатели искали разные варианты ответа. Кто-то говорил, что гордость – это чувство радости за ближних и за страну, а гордыня – это концентрация на себе. Кто-то просто отвечал, что есть плохая гордыня и хорошая гордость, и за последнюю не стыдно. Только религиозно грамотные люди говорили, что гордость и гордыня – это, в общем-то, одно и то же. Причина такого разброса мнений – в «отмывании» советской и постсоветской культурой слова «гордость».
«Гордость» как добродетель, «смирение» как постыдное убожество… Таинственно-манящее «волшебство» и узкая, замшелая «догма»… Все эти искаженные смыслы давно въелись в народную душу. Некоторые церковные люди даже утверждали, что ничего с этим не поделаешь и нам нужно принимать новояз. И тем не менее за последние двадцать лет многие слова вернули себе истинный смысл и изначальную окраску. Исчезли чудовищные термины «царизм», «реакция», «советский человек»… Почти никто уже не употребляет в положительном ключе слова «чертовски», «ведьма», «беситься»… Мозги и души у людей постепенно становятся на место. И бороться за истинный смысл слов, за истинное их звучание надо продолжать.
Сословное деление общества, как бы кто ни хотел объявить его временным явлением и поскорее от него избавиться, существовало всегда. И, между прочим, всегда одни сословия ставились выше, другие – ниже. На верху пирамиды обычно была верховная власть, духовенство, воинство. Чуть ниже – торговое сословие. Особая «каста» – интеллектуалы и люди творчества. Наконец, основанием пирамиды были рядовые производители материальных благ. Перевернуть эту пирамиду не смогли даже коммунистические революционеры, хотя именно это они вроде бы собирались сделать.
Можно не соглашаться с такой системой сословий, можно называть ее несправедливой. В крайних своих формах она действительно ужасна. Плохо, когда человек никогда и ни при каких условиях не может перейти из одного сословия в другое – в той же России такой порядок сгубил много талантливых людей. Сами сословия, не пополняющиеся новыми людьми, начинают застаиваться и угасать – вспомним хотя бы дореволюционное потомственное духовенство.
Однако в иерархии сословий есть и своя правда, своя высшая мораль. Тот, кто тратит всю жизнь на созидание материальных благ, достоин уважения – но не большего, чем тот, кто хранит высший смысл всей жизни, ради которого жизнь и существует, подпитывая себя материальными благами. Те, кто по самому характеру своей работы трудится ради прибыли, не могут пользоваться столь же большим почетом, как те, кто, жертвуя собой, служит другим за умеренное вознаграждение, – то же воинское сословие, например. Вот почему наш народ не принял бизнесменов, попытавшихся поставить себя выше власти и «силовиков». Вот почему и на Западе богатые предприниматели уважают честь военных, политиков, священнослужителей, не кичась перед ними своим богатством, не превозносясь перед ними и признавая их право на автономное принятие решений, которые нельзя купить за деньги. Так же постепенно вновь складывается иерархия сословий и в России.