Пределы нормы

Помимо нас в просторном предбаннике сидели еще трое. Один умный – он умел долго и скучно рассказывать, его слушали без интереса, торопились перебить, перевести рассказ на что-то более легкое, простое, шуточное. Второй платил за баню (он часто об этом упоминал), привез с собой два пакета с едой, ящик пива, две бутылки водки, сок. Перед ним, заискивали, смеялись его шуткам. Особенно смеялся третий. Он вообще казался очень смешливым, шумным, подвижным. А Эдуард Владимирович и с ними был таким же – ему было все рано, но он старался выглядеть дружелюбным. Выходило небрежно.

На меня не обращали внимания, не замечали, только тот, что платил за баню, нашел мне применение. Поставив на низкий столик, окруженный диванчиками, пакеты с едой, сказал мне:

– Слышь, Леха. Леха же, да? Там в машине еще пиво, принесешь? И ты это… Разложи тут все.

Пиво принёс, еда с полок супермаркета была уже нарезана, оставалось только распаковать, разложить на пластиковые тарелки. Конечно, я удобен, но не незаменим, это все мог сделать, например, шумный, думаю, он был бы рад оказаться полезным, тому, кто платил за баню.

Друзья парились, пили, закусывали, тот, который, платил за баню, распоряжался:

– Ну, Леха, наливай!

И я наливал им водку, себе сок. Красные лица, пустые разговоры, взрывы хохота, как по команде.

– Пойдем, Алексей, попаримся, – позвал Эдуард Владимирович, посреди очередной истории от умного.

В парилке сели на пологах напротив друг друга. Доктор пару раз плеснул воды на раскаленные камни, те зашипели, заругались, белым паром вернули нам ее обратно. Он сидел с закрытыми глазами, облокотившись спиной о мокрую деревянную стену. Поддал еще. Медленно, с удовольствием вдыхал горячий пар, обильно потел. Я вспомнил папину баню, которая так и осталась не сожженной и не достроенной. Папа ее ждал, мечтал о ней, заранее любил. Он тоже хотел вот так сидеть, вдыхать, потеть.

– А давно мы с тобой, Алексей, знакомы. – Это походило на начало бессмысленного разговора нетрезвых, какие велись в предбаннике только что, и которые, я уверен, продолжались там и сейчас, без нас, – Ты пришел ко мне еще совсем мальчишкой. Сколько тебе тогда было?

– Тринадцать, – отозвался я.

– Ага, точно, тринадцать. Напуганный…

Доктор облизал пересохшие губы. Я не сводил с него глаз, хотя их жалило паром.

– Напуганный, – продолжил он лениво, – молчаливый…

Я напряженно слушал. Мне ведь не надо, доктор, говорил я с ним мысленно, вашего раскаяния, и сожалений не надо, не пересказывайте всей истории и главное мамочку мою не упоминайте, скажите просто – Леша, ты нормальный. Чтобы я знал, что помимо ненависти к вам, в рассказе вашей жены еще есть и правда. И тогда я побегу к Вере. Надену куртку на мокрое тело и побегу.

– Но я чувствовал, что между нами установилась связь. Доверие появилось. Ты постепенно начал со мной говорить, рассказывать. Мы ведь много с тобой, Алексей, говорили…

Это не правда – подумал я. Я не говорил с вами. Да и вы делали лишь невнятные попытки. А может, и сейчас вы привели меня сюда не для разговоров? Может привели, как бы говоря: «Вот, Алексей, я, баня, мои друзья. Пей с нами водку, смейся шуткам, ты один из нас, ты такой же, как мы». А я дурак, ничего не понял! И водка мне дурно пахнет и шутки не смешные…

– И в итоге, посмотри на себя сейчас? Ты же другой человек! Взрослый, умный, ответственный…

Не то, все не то, вы говорите, доктор – как бы торопил я его. А доктор торопиться не хотел, говорил медленно, лениво.

– Но! Должен тебе сказать, что не благодаря мне, я тут почти не причем. Конечно, твоя замечательная мама, была все время рядом, помогала тебе, поддерживала, – зачем же вы все трогаете мою маму! – но и не она все же вытащила тебя, можно сказать спасла. Только ты, Алексей, только ты сам мог это сделать, и ты это сделал! И главной помощницей в этом была твоя сестра. Как напомни ее имя?

– Лада, – слышу, как со стороны свой хриплый голос, а сам додумываю – может, скажет, что я был все-таки болен, а он меня излечил? Пусть так, если ему это нужно. Скажу, что верю, только к главному, доктор, к главному…

Эдуард Владимирович выплеснул пол ковша воды на раскаленные камни и на какое-то время скрылся от меня в непроглядном пару. Оттуда лишь его голос:

– Лада, да точно, Лада. Ты говорил о ней и тогда! Даже странно, что я забыл ее имя… И с какой нежностью, любовью ты его произносил! Она часто навещала тебя в больнице, я помню, ты очень радовался ее приходу. А сейчас, вы близки?

– Нет, думаю, что нет…

Пар рассеялся, и дышать стало не так больно.

– Зря, очень зря, – и заговорчески шепнул мне, (я заметил, что нетрезвые, так делают), – она целебна для тебя. Она тебе нужна! – и продолжил спокойно, – а что собственно изменилось? Конечно, вы выросли, повзрослели, но ведь ваша внутренняя связь никуда не делась. И никакие расстояния ей не помеха. Ведь насколько помню, у вас нет отца, а значит ты для нее главный мужчина в жизни, ты ее защитник, ты ее плечо…

– У нее есть муж…

Неохотно ответил я, теряя всякую надежду.