Предисловие к жизни

Жена у Дронова оказалась приветливая и веселая, все улыбалась, глядя на ребят. Дронов, очевидно, рассказывал ей про них. Были вкусные пироги с грибами (где она нашла грибы в такую пору?), еще пироги с капустой и яйцами и маленькие сладкие ватрушечки с изюмом (их можно было съесть по сотне штук, да постеснялись).

Несмотря на недовольные и назидательные взгляды Коли Курдюмова, ребята выпили раз-другой по рюмке водки. Все происходило так, как предсказывал Дронов. По ватрушкам и пирогам было ясно, что Дронов зазвал гостей не экспромтом, хозяйка заранее готовилась к их визиту.

Однако совсем в другом заключалась суть дела. Тебя и, кажется, Ваню изрядно удивили Дронов и его жена Маша, Марья Филипповна. Ты старался на них не смотреть, но ничего не смог сделать: и не глядя на них, ты все время неотступно за ними наблюдал.

Ну и что же такого особенного? Пришел в гости и, естественно, смотрел на хозяина и хозяйку, симпатичных добрых людей, разве запрещено смотреть на них?

Дронов был особенный, он был сама нежность, и это было непривычно. Видно, как радуется он, какой праздник у него в душе. «Вот что делает с человеком любовь! От любви человек делается лучше, умнее, красивее, — думаешь ты. — Смотри, какой он сейчас интересный, как говорят — в ударе, послушай, как забавно рассказывает и острит».

Как здорово, что Дронов, умный и добрый Дронов, способен становиться нежным и ласковым!..

Ты волнуешься и краснеешь, хорошо, никто не замечает. Снова пришла в голову мысль: «А могут быть у нас, у меня и Лены, вот такие отношения? Нет, нет, не могут! У нас совсем другое». И лучше об этом не думать, гнать надо из головы такие мысли. Тебя и без того мучают сны, от которых томительно и стыдно. Ты научился избавляться от этих мыслей работой. И спортом. Гирями, штангой, длительной зарядкой, хоккеем, боксом. Надо уставать до изнеможения, тогда сон приходит как тьма. Проваливаешься сразу, будто в колодец.

Правда, иногда и гири, зарядка, хоккей и бокс не помогают. Приходит вдруг кто-то жаркий и страстный — не Лена, нет, не Лена! — кто-то бесстыдный и неотразимый, от кого нет спасения, разве если удается проснуться с бешено бьющимся сердцем и пунцовыми щеками. Неужели и к Лене приходит такое, неужели и ее тревожит это? Нет, не может быть, не может быть! Ведь у нас с ней по-другому. «По-другому»! Откуда ты знаешь ее сны?

Безмолвный Ваня тоже все замечает, тоже смущается и тоже размышляет. Ему больше обычного нравится Дронов, ему нравится Маша.

Ваня вспоминает, как однажды Галя крепко прижалась к нему, — это было в кино, они опоздали на сеанс и стояли позади, среди других опоздавших. В другой раз она попросила взять ее под руку, и нечаянно он обжегся, коснувшись рукой ее груди. А на днях она вдруг обернулась к нему и ласково провела рукой по его лицу. Вот и все, что у них было, и он бережет это в памяти, вернее — в сердце. Ваня заставляет себя не думать о том, что было б, если б и у них с Галей были отношения, как у Дроновых.

«Подрасти тебе не мешает, оголец, ты мал еще», — говорит Ваня себе и замечает: Дронов в этот момент что-то шепчет Маше, и она пристально внимает ему.

Они идут втроем неуютной осенней холодной улицей к трамвайной конечной станции (рельсы описывают здесь круг, и вагоны начинают обратный путь).

— Слушай, Борис, как у тебя с Леной? — вдруг строго спрашивает Коля. — Вы не позволяете себе… лишнего?

— Что лишнего? — вспыхиваешь ты и сжимаешь кулаки. — Ты взбесился, что ли? Не смей, слышишь, не смей у меня спрашивать про это!

Ты готов ударить Колю, от обиды голос твой звенит и рвется. Коля потрясен, он не ждал такой вспышки обиды и негодования.

— Ну, успокойся ради бога! Я сдуру спросил. Ведь беспокоюсь я за вас…

— Нечего беспокоиться за нас! Ишь ты, папаша нашелся! — бушуешь ты.

— А все Дроновы виноваты, дьявол их забери! — оправдывается Коля.

Ваня улыбается. Ты с подозрительностью всматриваешься в его лицо: не над тобой ли ухмыляется друг-приятель? Нет, ехидства и насмешки вроде нет на лице. Ваня улыбается по-хорошему, по-доброму. Наверное, он думает о Лене и о тебе, ему кажется, что он хорошо знает ваши отношения. И одобряет их…

8

В восемь часов лаборантки уже на местах, нет одного Хорлина: он приходит на час-два позднее. В тишине переливается неясное журчание: шепотом переговариваются девушки. Тишина — одно из обязательных и строгих правил, введенных «типом». Новые работники обязаны сразу привыкнуть к шепоту. Лена и Марина привыкли без труда, но Галя не может — да и не хочет — приспособить непринужденные манеры к беззвучному общению.

— Девочки, у нас что, покойник в лаборатории, что ли? — пытается Галя расшевелить лаборанток. — Вы шипите, как змеи.

Николай Никандрович очарован Галей, она вытеснила Лену на второе место, и ей все разрешается, даже громкий разговор.