Прелюдия 11

Когда он предъявил свою карточку в главном бюро «цепи» кафетериев, его проверили на заразные болезни и послали в одно из стандартизованных заведений. Ему никогда не забыть дороги от своей десятидолларовой меблирашки на Лонг-Айленд. Он вырос в большом городе, но тут его охватил ужас, увиденное превзошло все его опасения. Это как на чужой планете. Гавана по сравнению с этим грохочущим гранитным лабиринтом все равно что уютный сад. Мигель часто видел Нью-Йорк в кино, но от столкновения с ним чудом удержался на ногах. Только вера в бога да еще медальон Даниелы помогли ему выбраться из ада станции метро «Таймс-сквер», а потом из переполненного парома к станции «Джамайка», где он пересаживался. Он чувствовал себя ребенком, который ползет по шпалам между рельсами, а над головой грохочут поезда-экспрессы. Потом потянулись серые, тоскливые дни, пришла зима. Тогда он и впрямь чувствовал себя околевающей собакой.

Но люди были добры к нему — из-за его привлекательной внешности. Здесь крайне важно, как ты выглядишь. Шеф выдал белоснежную фирменную форму, шапочку с надписью «Капри» и сразу повел его к моечным автоматам. У Мигеля голова пошла кругом — сколько непонятных слов! Объяснений он не понял, и тарелки вылетали неправильно — либо грязными, либо горячими, что-то разбилось, но шеф ничего не сказал. Девушки-посудницы похихикали, но показали, как обращаться с автоматом, и кондитер-итальянец тоже научил некоторым приемам. Он ухитрялся балансировать тридцатью тарелками. А в зале, натирая воском пол, увидел другие картины. Как мужчина ударил свою даму, как она влетела в зеркало и разбила его в куски, а остальные гости сделали вид, будто ничего не произошло, никто не вмешался. Шеф позвонил по телефону, полиция увезла разгулявшегося гостя. Дома, на Кубе, люди вскочили бы, вмешались и потом еще долго обсуждали бы происшествие. У янки другой мир, другая жизнь.

Постепенно он привыкал. Сорок долларов в неделю и даровая еда. Иногда позволял себе купить за два доллара билет в кинотеатр «Парамаунт», ходил на «Айс-ревью» в «Радио-сити мьюзикл хэлл» или брал напрокат коньки в Центральном парке. Ему разрешалось уже расставлять горчицу и зубочистки, убирать со столов; тут-то он и допустил непростительную ошибку. В кафетерии было самообслуживание; если кому из гостей чего не хватало, они облокачивали стулья спинкой о кромку стола и шли к стойке. Это означало, что место остается за ними. Мигель, незнакомый с таким обычаем, убрал тарелку с макаронами у постоянного посетителя, ему сделали выговор, он не совсем понял, за что. На улице свистел январский ветер, в те дни он часто думал о родных местах, голова была полня мелодий, сладкие и жалостливые, вроде «Нунса, нуса», они преследовали его повсюду. Вот и вышло, что он вторично убрал тарелку у того же гостя. Тот решил, что это умышленное оскорбление, обозвал Мигеля грязным метисом и добился, чтобы его уволили.

На заводе в Бронксе платили девяносто долларов в неделю. Самое ужасное там — шум. В цехе стояло несколько сот рабочих, штамповавших фирменные таблички для холодильников и телевизоров, по тысяче штук в день, у кого получалось меньше, того вышвыривали на улицу. Тысяча металлических пластинок, тысяча раз одно и то же движение, тысячу раз нажимаешь ногой на педаль, и автомат рубит металл.

— Эй, кубинец, не торопись, — заорал ему мужчина, наносивший на буковки позолоту.

Пуэрториканец, янки здесь не работали. Они заспорили:

— Вы, болваны, приезжаете в Штаты, как скот — без виз, без паспортов! — крикнул Мигель.

— А вы украли цвета нашего знамени! — снова заорал пуэрториканец.

И тогда произошло то, что случилось бы и дома: они сцепились, все выключили станки, стали наблюдать за дракой, работа в цехе остановилась.

Оказавшись навсегда за заводскими воротами, они подружились. Некоторое время проработали на одну экспедиционную контору. Настало лето, и они частенько сиживали в пивной напротив большого гаража, где можно было слушать музыку и последние известия на испанском языке. Все чаще по радио говорили о Кубе: Фидель Кастро-де поставил все с ног на голову, оскорблял янки, призвал в страну русских.

Однажды вечером к столу подошли трое, спросили Мигеля:

— Вы за или против Кастро?

— Надо сперва подумать.

— Хозяин говорит, что вы радиотехник. Тогда почему вы занимаетесь этой дерьмовой работой? Мы можем предоставить вам кое-что получше.

Когда они ушли, пуэрториканец сказал:

— Поосторожнее с ними, Мигель.

Но он все-таки пошел... Так оно все и началось полгода назад. Нет, какова жизнь! Не окажись тот гость таким обидчивым, не подерись они у штамповочного автомата, он не сидел бы сегодня здесь. Но все идет как надо, так и должно было быть, он добровольно выбрал этот путь. Кто не готов сражаться, теряет право вернуться на Кубу.