Прелюдия 11

— A-а, ты услышал, конечно, как заходил Педро и как я его выгнала?.. Я знаю заранее, что ты скажешь. Ты начнешь уверять, что готов меня защищать и опекать всегда. Согласна, а теперь иди опять спать, хорошо?

— Даниела, мы не дети. Я пришел к тебе по другой причине. Ты помнишь наш разговор перед магазином оптики, когда шел дождь? И потом, в ресторане в Ведадо? Я хотел бы его продолжить. Кто знает, когда нам представится другой случай.

— К чему продолжать? Оставь все как есть. Ты лучший из рыцарей, какого только можно себе пожелать. Ты защищаешь меня даже от себя самого.

Это уже слишком, кровь бросилась ему в лицо. Выходит, она считает его сдержанность смехотворной. Он взял ее лицо в ладони и начал целовать, молча, страстно — лоб, глаза, подбородок, губы, Рамон был опьянен ею, запахом ее кожи и распущенных волос; как часто он мечтал о такой минуте! Он был настолько возбужден, что не замечал, отвечает ли она на поцелуи.

Рамон ждал от нее одного-единственного слова, рукопожатия, какого-то знака — тщетно. Она тяжело дышала, пока не проговорила :

— Я не такая, какой ты меня себе представляешь. У меня ребенок от человека, который бросил Кубу. Ребенок от перебежчика.

— Знаю. И что из того?

— Перестань, — сказала она. — Тебе это небезразлично. Тебе — нет!

Он не видел ее лица, но прозвучали последние слова так, что сомнения отпали. Она отказывала ему, и говорить дальше бесполезно. Он медленно поднялся, пошел к двери. Все кончено. Пока боль от падения в пропасть еще не ощущается, она придет позднее. Но кто, кто ей действительно нужен? Педро она выгнала, Тони мертв...

Кинтана еще долго лежал без сна. Зачем Даниела упомянула о ребенке и его отце? Он попытался представить себе его - фантазия нарисовала картину удручающую. Рамон впервые думал о Мигеле как о сопернике. Он воображал, что Даниела никак не может избавиться от тени этого предателя, хотя и не отдает себе в этом отчета. Времени-то прошло достаточно. Но есть, видно, где-то в глубине ее сердца уголок, изгнать из которого она его не может, есть всесильное воспоминание, живущее в ее крови.

Глава 4

Солнце карабкалось вверх по кустарнику, его лучи расщепляли утреннюю дымку. Пахло влажными шишками пиний. Ага, значит, ночью шел дождь, на нейлоновой накидке крупные капли. Какая это ночь — четвертая или пятая? Мигель попытался высчитать, не удалось. Ну да все равно, можно спросить у Серхио, он ведет дневник, бог знает зачем. Картины событий первого дня врезались в память с необычайной остротой, забыть их вряд ли удастся: отрезанные от берега горные вершины в тумане, вертолет, крестьянское подворье с мухами, каменный собор при лунном свете. Но с тех пор, как они двигались по сьерре, все одно и то же, дни сливались... Он протянул руку к котелку, стоявшему у изголовья гамака. После боя вчера в полдень с водой будут проблемы, при всем их везении срикошетировавшая пуля пробила большой мешок с водой. Воды в котелке нет; на посту стоял Пити, он небось и вылил дождевую воду! Мигель перевернулся на другой бок. Там, в траве, лежал «голубая рубашка», пленный, за которого он отвечает. Пока что сладу с ним нет. Зовут его Ласаро Санчес, а больше ничего не известно. Он тащил груз, который взвалил на него Серхио, и молча шагал перед ним в цепочке. Но вчера вечером, когда Мигель, как обычно, связывал руки пленного, тот в первый раз сказал что- то, кроме «Си, сеньор». Его счастье, что, помимо Мигеля, никто ничего не слышал, — это была явная наглость:

— Ну что, молодчики, теперь вы видите, во что влипли? Где они, ваши друзья? Огромные просторы, а вы одиноки, как издыхающие псы...

Непонятно почему, у Мигеля на языке появился вкус свежего кофе, американского кофе, который льется из хромированного автомата. Он увидел себя сидящим в «Капри», сияющем чистотой кафетерии подле аэродрома Айдлвайлд. Нет, это было не самое тяжелое время, хотя горько потерять место, когда любишь свою работу. Они просто-напросто не приняли его на нью-йоркский завод «Дженерал электрик» — у него, дескать, виза туристская и по-английски говорит ужасно. Директор гаванского филиала не показывался никому на глаза, все обещания были забыты. Целую неделю бегал в поисках работы по объявлениям из «Пренсы». Но, куда бы ни приходил, всюду слышал одно и то же: они, мол, рискуют денежным штрафом, если примут, и он тоже потеряет двадцать пять долларов. Когда Мигель хотел уже махнуть на все рукой, кто-то из земляков дал ему адресок, и он нашел в Гарлеме эмигрантское бюро, где безработным кубинцам окольными путями доставали карточки «социального вспомоществования». С ними никто в леденящем водовороте огромного города не пропадет, по крайней мере, не сразу.