– Что ты натворил-то?! – спросил он Адама, когда все сложности и опасности остались позади. – Давай выкладывай! – велел он ему.
Они ехали вдвоем, в карете. Всех других придворных он выгнал из кареты.
– На коней! – приказал он им. – И за каретой! Верхом!
Они, его верные друзья, поняли, что он хочет поговорить с Адамом наедине.
– Помнишь, как мы кутили последний раз? Перед тем как уехать на охоту в замок! Под Гродно! Куда любил ездить Баторий!..
Владислав промолчал.
Адам же продолжил дальше.
– И тогда мы встретили в поле, когда травили собаками оленей, тех юнцов. С молодым Зборовским во главе!
– Но там мы разошлись мирно!
– Да. Но ты не знаешь, что было после того!.. Во дворце, рядом с комнатами короля, произошла стычка с молодым Зборовским!
– Чья стычка?
Адам замялся на секунду.
– Моя…
Владислав помнил вроде бы хорошо тот вечер. Тогда они компанией кутили почти каждый вечер перед походом. Вплоть до самого последнего дня. Кутили и в тот вечер. Откуда брались на это деньги?.. Деньги доставал Адам. Никто из них же не спрашивал его об этом. Но кутили они весело. Компания, проспавшись, обычно с утра начинала сразу же всё то же. А деньги те оказались отца Адама… Казановские, как и другие из их же сословия, пользовались услугами евреев-ростовщиков. Сдавали им в аренду поместья. За крупные проценты… И все их кутежи происходили в замке то у одного, то у другого из компании. Но не при дворе короля. На такое Владислав не решился бы.
– А зачем ты его дразнил? – спросил Владислав его с осуждением. – Ты что, не знаешь Зборовских?!
– Да знаю… – промямлил Адам.
– А всё равно делаешь! Мне же гадишь!.. Как, скажи на милость, после того дружить с тобой?
Адам опустил голову.
– Ладно, хватит о твоих похождениях! – смягчил тон Владислав.
Теперь они ехали дорогой на Могилев. Туда они прибыли на четвёртый день августа. Двумя неделями позже к Могилеву стянулась от Кременца вся армия.
Между тем Ходкевич и Сапега выдвинулись со своими полками от Смоленска к Дорогобужу и обложили его.
И здесь Сапеге донесли, что некоторые из знатных московских людей, узнав о движении в Россию королевича, стали оставлять свои посты, отъезжать в свои вотчинные владения. Появились в польском стане и первые перебежчики, из боярских кругов.
Сапега немедля отправил своего доверенного человека Риздица с письмом к боярам в Москву. В письме он уговаривал бояр присягнуть Владиславу. Но дальше Вязьмы Риздиц не проехал. Там его задержали, привели к вяземским воеводам, князю Петру Пронскому и Михаилу Белосельскому.
Воеводы, спросив гонца, куда и с чем он едет, категорически заявили ему: «Государём не велено пропускать никого ни от короля, ни от королевича!»
Больше с ним не стали говорить и выпроводили его из города назад в Дорогобуж.
Риздиц вернулся к Сапеге, сообщил о своей неудаче. Рассказал он также, что по дороге узнал от провожавших его русских, что на подходе к Вязьме находится большое войско из Москвы.
По этому поводу срочно собрался совет комиссаров. На совещании большинство высказались за то, чтобы просить Владислава скорее прибыть со своей армией под Смоленск.
Получив это сообщение комиссаров, Владислав оставил Могилев и вскоре уже был под Смоленском.
Ходкевич приехал сюда, чтобы лично встретиться с королевичем, обсудить военные дела. Он намеревался уговорить королевича идти к Дорогобужу.
Владислав принял его не один. В шатре было полно его придворных.
Он же, гетман, просил его о личной аудиенции через его секретаря.
«А тут эти – лоботрясы!» – скользнул он мельком взглядом по придворным, по этой «золотой молодежи», липнувшей к трону.
И он подумал, какие мелкие люди собрались при дворе у Сигизмунда…
– Ваше величество, пока не подошли полки русских, нужно овладеть Дорогобужем! Иначе потом придётся заплатить большой кровью!..
Он, коронный литовский гетман, вся жизнь которого прошла в походах, неприхотливый, волевой и жёсткий, был обеспокоен тем, как идут сейчас дела в Посполитой.
– Этим мы поможем нашим сторонникам в Москве! Среди бояр и казаков тоже!..
Для этого были основания. К нему, «великому московскому князю Владиславу Сигизмундовичу», первыми потянулись станицы атаманов, недовольных окладами, службой при боярах. Они появились ещё в прошлом году, осенью. От него же, от Владислава, казаки получили жалованье деньгами и сукнами. В грамоте ко всему русскому «вольному» казачеству королевич обвинял царя Михаила в том, что тот заманил казаков «под Москву и велел побить, а иных посажать в воду. Атаманов же и ясаулов и лучших казаков, выбрав, посажали на колья»…
И многие атаманы поверили этим грамотам. Они перешли к Владиславу, грозились свести счёты с «плохими боярами»…
– Полно нас воеводам по городам и в острожках метать! Будем под Можайском и дороги московские отымем! И Можайск, и Москву возьмём! И бояр и дворян и всяких служилых людей посечём!..
Так, не начав ещё серьёзных сражений, он, Владислав, уже много выиграл…
Ему, гетману Ходкевичу, удалось всё же убедить королевича действовать по своему плану.