Преодоление

Но в этот момент за стенами избы послышались шум, крики. На несколько минут всё стихло. Затем шум поднялся с ещё большей силой.

Казалось, там, на дворе, бьётся о землю огромный слон, так, что ветхая избёнка содрогается, как в припадке.

Комиссары недоумённо переглянулись. Сапега велел поручику узнать, что там случилось. Тот сходил туда, вернулся и доложил, что там жолнеры и гусары требуют выдачи жалованья.

– Вот мерзавцы! – тихо выругался Сапега так, чтобы слышал только Собеский.

Яков понимающе улыбнулся ему.

Сапега, слегка наклонив голову в знак уважения, обратился к Владиславу:

– Ваше величество, разрешите выйти?

Владислав согласно кивнул головой. Затем он встал с кресла:

– Я пойду с вами!

Это прозвучало в категорической форме.

И Сапега не стал возражать. Хотя там, среди возмущённых жолнеров и гусар, находиться королевичу было небезопасно.

Они вышли из избы. Комиссары во главе с Владиславом остановились на высоком крыльце.

Изба, вся площадь перед ней – всё было как в осаде. Тысячи голов, в доспехах, вооружённые и злые, разгорячённые вином, готовые постоять за своё.

Но Сапеге всё же удалось призвать их к порядку. И когда на площади стало тихо, он обратился к жолнерам и гусарам.

– Господа, прошу не волноваться! За денежными средствами для войска уже посланы в Варшаву, к его величеству! А до тех пор, пока вы не получите жалованье, никаких походов не будет!

Вновь было поднявшееся волнение опять стихло, когда вперёд выступил Владислав. Вскинув руку в знак приветствия на манер древних римских царей, возвращавшихся из похода с триумфом в языческий Рим, он призвал всех к тишине.

Затем он стал подробно объяснять солдатам, что он на них надеется, он на их стороне, он им сочувствует, что им приходится тяжело без денег. Но в этом никто не виноват из присутствующих здесь, из его окружения. Тем более гетман!.. Вина в этом лежит на сейме. На тех сенаторах, которые не желают раскошелиться на войну…

– Да, да! И вам тоже! – бросил он по-юношески сорвавшимся голосом в толпу жолнеров.

Он, ещё молодой, неопытный, уже понимал, что они, наёмники, воюют за деньги, убивают за деньги. Им нужны только деньги, а не его московский престол. Им нет дела до чести короля и его, королевича, да и той же самой Посполитой… Но и понимал он, что им надо польстить, что они люди чести, благородные, возвышенные.

На какое-то мгновение ему показалось, что они поняли его.

Юношеский жар его выступления понравился жолнерам и гусарам. Они с восторгом приняли его.

– Слава московскому государю Владиславу! – разнеслось над толпой, вновь загоревшейся патриотическими чувствами.

Владислав, благодарный, растрогался, улыбнулся по-приятельски гусарам и жолнерам, чтобы ещё больше расположить их к себе.

– Вы все мои друзья, господа! – с жаром вскричал он. – И вместе мы возьмём Москву!..

Сапега, взволнованный не меньше королевича, тоже светился от восторга. Но он был государственник, политик. И уже вскоре у него не осталось и следа от желания реветь вот с этой толпой наёмников, отпетых негодяев.

Ходкевич, не откладывая, встретился с Владиславом, чтобы поговорить о своих опасениях.

– Да, да, мы вынуждены были пойти на уступку жолнерам! Но, ваше величество, промедление в данной ситуации подобно смерти! – начал он. – Русские успеют укрепиться в том же Можайске!

Владислав же стал говорить ему что-то о Польше, о короле…

А он слушал его и в то же время не слышал. И почему-то в памяти всплыл тот случай, что произошёл шесть лет назад, когда он напился с королём и в припадке верности ему бил стаканы о свою голову… Но он тут же выбросил из головы эти мысли и почему-то вспомнил ещё более прошлое.

– Однажды как-то Замойский сказал: «Кость падает иногда недурно! Но бросать её, когда дело идёт о важных предприятиях, не советую!»

Он помолчал. Видя, что королевич не намерен говорить, он продолжил:

– Поэтому нельзя рассчитывать на случай! К следующей летней кампании надо готовиться основательно!

От королевича он ушёл расстроенным. Королевич так и не услышал его доводы. Чтобы заглушить горечь от этого, его потянуло напиться. В это время к нему в стан пришёл Яков Собеский.

– А, пан Яков! – доброжелательно встретил он его. – Проходи, садись!.. Давай выпьем! – предложил он ему.

Он крикнул денщика, велел накрыть на стол.

Тот выполнил это.

– Ну, давай! За то, чтобы королевич слушал дельные советы! – поднял он чарку крепкой водки. – Хотя бы иногда!..

Они выпили, закусили. Затем выпили ещё.

Он, Ходкевич, и раньше приглядывался к этому молодому сенатору.

«Молод, очень молод!» – приходило ему на ум всякий раз, когда он видел того. И он искренне, по-доброму завидовал ему.

После того как они выпили по третьей чарке, он стал рассказывать о своих скитаниях в юности по европейским странам, дворам монархов.