Прерванное молчание

— Я бы предпочел никуда не двигаться. Потому что если ты двигаешься вперед, у тебя неизбежно появляется все новое и новое прошлое. А я не хочу этого. Мне просто хочется закрыться где-нибудь одному и никогда больше не выходить.

— Этим ты ничего не добьешься.

— А я и не хочу ничего добиваться. Пусть уж лучше вообще ничего не происходит.

Мы сидели и молчали. Потом Джон снова посмотрел мне в глаза.

— Элис, — сказал он, — я бы хотел уехать. Я бы хотел уехать куда-нибудь и побыть один. Я не хочу пугать тебя. Я вернусь потом. Но мне просто необходимо побыть одному. Мне просто необходимо обо всем подумать. Мне просто необходимо во всем разобраться.

— Ты хочешь уйти от нас?

— Только на несколько дней! Ты же знаешь, без вас я вообще ничего не значу. Без вас меня просто нет. Я прошу тебя отпустить меня. Ты справишься с Марио?

— Справлюсь, — я положила голову ему на плечо. — Я-то справлюсь, а вот справишься ли ты! Я же вижу, тебя что-то мучает, Джон…

— Меня всегда что-то мучает, Элис. Ты же знаешь, у меня по прогнозам всегда шторм. Но сейчас мне просто надо побыть одному. Пойми, я боюсь сам себя. Я не хочу, чтобы это задело вас с Марио. Я не хочу ранить вас своими истериками. Я не хочу, чтобы вы видели мои срывы.

— Я не могу удержать тебя, Джон. Я только надеюсь, что тебе это поможет, и ты вернешься с новыми силами.

— Спасибо тебе, Элис. Спасибо, что понимаешь.

Как будто у меня был выбор. Как будто Салливан оставил мне выбор! Я любила этого парня больше жизни. Любила его с нашей первой встречи. Любила не только его красивое лицо и атлетическое тело, я любила всю его израненную душу, его разбитое сердце, его обманутые надежды. Я любила его вместе со всеми его призраками, демонами и кошмарами. Я принимала его со всей болью, которая была в нем. Порой я видела, как эта боль разрывала его изнутри. И в такие моменты я готова была взять всю ее себе. Если бы только был способ сделать это! Если бы был способ принять часть его страданий, я бы, не задумываясь, пошла на это. Иногда я думаю, представься мне возможность изменить прошлое, я бы сама убила его отца еще до того, как он узнал, что у него родился мальчик.

Вы, наверное, думаете, как земля носит таких монстров, как Дэвид Стоун. Я тоже об этом думаю. Я думаю, как же они еще дышат. Но потом я прихожу в центр и слышу все эти истории несчастных детей. И кроме боли в них чаще всего мне слышится слово «равнодушие». Мы не хотим видеть такое. Мы не хотим знать о таком. Мы отказываемся верить в существование чудовищ. Мы так отчаянно хотим сделать мир лучше. Мы так отчаянно хотим наполнить его любовью и состраданием. Но прежде чем наполнять, нам следует самим научиться состраданию. Только это очень нелегко, потому что сострадать — значит страдать вместе с кем-то. А это значит — принять на себя часть его боли. Тем временем, мы, одержимые благими намерениями, продолжаем отворачиваться от всего плохого. Мы отворачиваемся от монстров, чтобы не пускать их в свой маленький чистый мир. Но мы не думаем, что, отворачиваясь от монстров, мы отворачиваемся и от тех, кого они мучают. Мы отворачиваемся от таких, как Джон Салливан. От таких, как Эрик Стоун. Не желая замечать насильника, мы не видим и его жертву. В своем эгоистичном желании видеть только хорошее, мы отворачиваемся от Дженни Стоун, от Молли Нидл, от Риты Коннор, от Марио Бискотти. Мы не пускаем их в свой мир, потому что они несут слишком много боли. Мы не пускаем их в свой мир и тем самым обрекаем на смерть. Так как же после этого мы можем называть себя милосердными и говорить о сострадании! Сострадание — страдание вместе с кем-то. Если бы каждый живущий на земле набрался мужества взять на себя хотя бы крохотную часть той боли, которую испытывают все эти несчастные дети, мир стал бы лучше. Я уверена в этом. Но мы слишком озабочены тем, чтобы оградить себя от реальности, и не важно, сколько детей при этом пострадает.

Я смотрю на Джона и понимаю, начни он рассказывать о том, что с ним было, большинство просто убежали бы от него. Большинство отвернулись бы, захлопнули двери своего сострадания прямо перед его носом. Что ж, наверное, можно построить свой собственный мир, отгородившись от монстров и чудовищ. Наверное, можно считать себя милосердным и любящим, сознательно не замечая страданий и боли. Наверное, но я в этом сомневаюсь.

Джон уехал. Он не сказал, куда. Он ничего не сказал. Он просто сел в свой пикап и укатил. Его не было целую неделю. Я волновалась. Я очень переживала за него. Я звонила родителям и Тому. Каждый день я надеялась, что у кого-то появятся новости. Но шли дни, а о Салливане никто по-прежнему ничего не слышал. Марио совсем загрустил и отчаялся. Он все ходил по квартире и спрашивал: «А вдруг он больше никогда не вернется?» Я успокаивала его и говорила, что Джон никогда бы не поступил так. Я говорила, что Салливан никогда бы не сбежал, хотя прекрасно знала, что ему всегда хотелось именно этого.

Спустя неделю Джон вернулся. Он пришел вечером, когда мы с Марио были дома.