Преступление в поместье

– Это был не обрез. Из таких ружей у нас стреляют по глиняным голубям. Не думаю, что в Лондоне люди ходят с охотничьими ружьями – там они никому не нужны. Да и как лондонцы узнали бы про этот сарай?

– Может, и так, – медленно проговорил Ноа, стягивая носки. – Не всё ли равно? Из-за этих дурацких кандалов я не могу снять штаны.

– Когда тебя схватили, у них было оружие?

– Господи, да не знаю я. Может, просто попробуем согреться?

Я постаралась быть практичной и задвинуть мысли о том, что с нами происходит, в дальний уголок сознания. Я осмотрела комнату. Сарай был довольно длинным; стены были оштукатурены, как в жилой комнате. Источником тусклого света была одинокая лампочка на потолке. В углу валялись грязные подушки, на них стояла картонная коробка. У стены тихо гудела морозилка. Пахло сыростью, коричневый ковёр под ногами на ощупь был засаленным. Сарай немного напоминал скаутский домик, вот только я не припоминала скаутов в наших краях.

Похитители точно уехали, так что можно было рискнуть и раздеться. Я с трудом встала на ноги, стянула с себя насквозь мокрые куртку и свитер, потом замоталась в одеяло и, прикрываясь им, во второй раз за сегодня стащила с ног джинсы. Без них внезапно стало холоднее. Ноги у меня были странно бледными, покрытые гусиной кожей.

– Это электрообогреватель? – спросил Ноа, указывая на стену. (Как и я, он закутался в одеяло.)

– Не знаю, – ответила я, внимательно изучая белую штуку, прикреплённую к оштукатуренной стене. Там были кнопки «Вкл.» и «Выкл.». Я нажала «Вкл.» – загорелся красный огонёк. Больше ничего не произошло.

– Нет, – сказала я. – Но, может, это какой-нибудь другой вид обогревателя – больше это ни на что не похоже. Давай пройдёмся по комнате, может, согреемся.

Закутанные в одеяла, как в плащи, мы стали ходить по комнате. Я толком не чувствовала рук и ног, но знала, что главное – согреться. Осматриваясь, я заметила кусок фанеры, прибитый над очагом, и дверь в дальнем конце комнаты. Я решила, что она заперта, но когда я подошла к ней и повернула ручку, дверь открылась.

– Ого! – сказал Ноа.

Так мы оказались в другой комнате. Тут явно было теплее, чем в первой. Свет тусклой лампочки сюда толком не проникал, так что я зашарила по стене в поисках выключателя. Что-то задело моё лицо. Шнурок! Я схватила его и дёрнула. Зажглась длинная лампа. Перед нами предстала кладовка с ещё одной морозилкой, включённой, но запертой. Должно быть, это её компрессор нагрел комнату. Ещё тут были полки и, к нашему восторгу, унитаз.

– Ура! – крикнул у меня за спиной Ноа. – Чур, я первый!

Он проскочил в кладовку мимо меня и захлопнул дверь. Я снова зашагала по комнате, размахивая руками, чтобы разогнать кровь. Проходя мимо предполагаемого обогревателя, я провела по нему рукой и была вознаграждена новым ощущением – он чуть-чуть нагрелся. Я задумалась, развесить ли на нём вещи или прижаться к нему самой, и в итоге одежда победила. Я с трудом забросила на край обогревателя джинсы, а посередине – носок. Жаль, что второй потерялся. А ещё жальче резиновых сапог.

Я очень старалась оценивать ситуацию разумно, но мысль о том, что сейчас мы в худшем положении, чем будучи по пояс в разлившейся реке, не давала мне покоя и парализовала мозг.

Ноа вышел из кладовки.

– Лучше не заходи туда пока, – сказал он, прыгая то на одной, то на другой ноге.

Цепь у него на лодыжке позвякивала. При свете я наконец-то толком её разглядела. Как её снять без ключа, я понятия не имела.

– Ладно, – ответила я. – Ты хорошо держишься, спокойно.

– Ну, сейчас ситуация гораздо лучше, чем пять часов назад.

– Неужели?

– Я был один, прикован к стене в сарае, который заливала вода, а туалета не было.

А я пять часов назад ела лапшу в компании пса в тёплой квартире.

Ох, Тай, бедный Тай. Я представила, как он лежит на берегу реки, а вода всё прибывает. Не думай об этом.

Казалось, с сегодняшнего утра прошла уже целая жизнь.

– Что будем делать, Ноа? – спросила я. – У них ружья, а у нас ничего – даже обуви нет.

Он обтёр ноги полотенцем и развесил носки на обогревателе.

– Помнишь, как мы играли, как будто у тебя ружьё, а у меня меч и мы сражаемся? Было здорово, и… мы тогда друг другу доверяли.

– Угу, – ответил он, и я увидела слёзы у него на глазах. Вдруг я поняла, что тоже плачу. Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони и зашмыгала носом.

Мы снова молча стали ходить по комнате. Я подошла к картонной коробке и открыла её.

– Сыр, хлеб, две шоколадки и пачка ванильного печенья, – объявила я.

– Шесть подушек, все в собачьей шерсти, – отозвался Ноа.

– Какого цвета шерсть? – спросила я.

– Собачьего, – ответил он, присматриваясь. – Вроде чёрная и белая. Ещё серая. И бурая.

Я постаралась вспомнить, у кого в округе есть собаки. Собаки были у всех. А у Санджива была? Вроде бы собак он не любил. Я взяла печенье и откусила кусочек. На языке у меня разлилась восхитительная сладость. Класс.