Преступления Алисы

Ошеломленный, я закрыл дверь, даже не поняв до конца, что увидел, и открыл следующую. Рылся в аптечке, пока не нашел нужные капсулы, вынул зубную щетку из стакана и налил туда воды. Принес Хаасу капсулы и направился в кухню за бумажными салфетками. Хаас схватил сразу две, глотнул воды и немного ожил.

– Вы их видели, да? – спросил он, все еще глядя в потолок и прижимая к лицу одну салфетку за другой.

– Нет, – ответил я, внезапно оробев. – Я ничего не видел.

– Видели, – медленно произнес Хаас, – хотя лишь мельком. Вероятно, у вас сложилось неверное впечатление. Зайдите туда еще раз. Пожалуйста. Зажгите свет, посмотрите. В конце концов вы только что спасли мне жизнь, и я верю, что вы способны понять. Вы молоды, умеете сострадать: по-моему, вы хороший человек. Посмотрите на них. Только посмотрите внимательно. Когда вернетесь, расскажете, что увидели.

Я двинулся в коридор, все еще колеблясь, открыл дверь в комнату и зажег свет. Там не было мебели, как в зале картинной галереи, и все четыре стены покрывали крохотные картинки, чуть ли не наползавшие одна на другую. То были портреты девочек, сделанные карандашом, но с невероятной точностью, отчего лица казались волнующе реальными, будто живые дети, запертые здесь, внутри, просыпались все разом, едва только их касался луч. Я переходил от одного детского личика к другому. Всем девочкам было от шести до десяти-одиннадцати лет. Они смотрели прямо перед собой чистым, напряженным взглядом, словно застигнутые в момент эмоционального подъема. Волосы и контуры лица были едва намечены, но несомненное мастерство проявлялось в передаче детских черт и этого единственного светоносного выражения, мгновенно схваченного и запечатленного. «Посмотрите внимательно», – сказал Хаас. И, вглядевшись пристальнее, я уловил во всех лицах нечто повторяющееся и в то же время ускользающее. Они как будто парили, охваченные неким порывом, готовые воспринять или получить в дар нечто важное, во власти могучего чувства, которое поднимало их, переводило в иное состояние. Словно в глубине души они преисполнились решимости, и эта решимость, уже без препон, струится во взгляде. Такой взгляд, подумалось мне, я встречал у девочек-подростков в тот неизбежно наступающий момент счастливого, сосредоточенного ожидания, когда они наконец отваживаются на первый поцелуй. Значит, это оно и есть? Я рассматривал картинку за картинкой, пытаясь с помощью столь грубого ключа расшифровать выражение этих лиц. Мне казалось, я близок к истине, вот-вот ее угадаю, недостает какого-то одного шага. Все лица говорили об одном, снова и снова, в разное время и, несомненно, на протяжении многих лет. Но о чем именно? Я прикинул, сколько лет сейчас может быть Хаасу и как давно он начал собирать свою коллекцию. Я даже не был уверен, каков порядок расположения миниатюр и есть ли он вообще. Какой портрет был первым, а какой – последним? Я вгляделся еще в два или три личика, каждое из которых излучало свой маленький секрет, и прошел обратно по коридору. Хаасу удалось самостоятельно подняться, он сидел в кухне и маленькими глотками пил воду из стакана.