С этих же позиций представляется неоправданным уравнивание ответственности защитника за данное преступление с ответственностью за фальсификацию доказательств, совершенную лицом, производящим дознание, следователем либо прокурором. Роль защитника в процессуальном доказывании принципиально отличается от участия в этой деятельности дознавателя, следователя и прокурора. Принимать решения о приобщении к делу тех или иных предметов, документов и т. д. защитник не компетентен. Не вправе он и обязать к этому должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование[473]
. Не обладая же данными полномочиями, защитник не имеет возможности совершить действия, направленные на формирование недоброкачественных доказательств, которые по уровню общественной опасности отличались бы от подделки или подмены доказательств, совершенной потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком либо лицами, участвующими в гражданском деле, а также представителями всех этих лиц.Кроме того, при фальсификации доказательств, совершенной лицами, осуществляющими производство по делу, неизбежно причиняется вред и другому объекту уголовно-правовой охраны — отношениям службы в государственных органах.
Подводя итог сказанному, полагаем, что ответственность за фальсификацию доказательств должна быть дифференцирована в зависимости не от вида судопроизводства, а от объема полномочий, которыми наделен соответствующий субъект относительно участия в процессуальном доказывании.
Формой вины в составах фальсификации доказательств является
В ч. 3 ст. 303 УК законодатель предусматривает ответственность за фальсификацию доказательств по уголовному делу о
Если установление содержания признака фальсификации доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении не вызывает особых трудностей в связи с тем, что понятие тяжкого и особо тяжкого преступления дано в законе (ч. 4 и 5 ст. 15 УК), то толкование понятия «фальсификация доказательств, повлекшая тяжкие последствия» такие затруднения способно вызвать.
Возникает, в частности, вопрос о том, какое значение имеет признак наступления тяжких последствий. Является ли он квалифицирующим признаком по отношению к деяниям, предусмотренным в ч. 1 и 2 ст. 303 УК[474]
, либо только по отношению к деянию, предусмотренному в ч. 2 данной статьи[475], или он входит в число признаков самостоятельного состава преступления?На наш взгляд, используемая законодателем конструкция не исключает и третьего варианта ответа, хотя он, как правило, не принимается во внимание в юридической литературе. Рассмотрение состава преступления, предусмотренного в ч. 3 ст. 303 УК, в качестве самостоятельного дает возможность предположить, что он отличается от других разновидностей фальсификации доказательств не только тем, что деяние повлекло наступление тяжких последствий, но и другими признаками, в частности, субъектным составом. Круг субъектов данного преступления может быть установлен с учетом санкции рассматриваемой части анализируемой статьи. Санкция является кумулятивной, предусматривающей в качестве дополнительного наказания лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет. Соответственно и субъектом данного преступления может быть только лицо, чья должность или профессиональная либо иная деятельность связана с участием в процессе доказывания (прокурор, следователь, лицо, производящее дознание, лицо, занимающееся адвокатской практикой). Рассмотрение состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 303 УК, как самостоятельного позволяет относить к субъектам такого посягательства и судью.
Важно также выяснить, какие последствия фальсификации должны рассматриваться как тяжкие. Таковыми, безусловно, могут быть признаны те вредные результаты, которые вообще неисправимы или трудноисправимы и которые должны рассматриваться как тяжкие последствия любого деяния, в причинной связи с которым они находятся: смерть потерпевшего, его серьезное заболевание, психическое расстройство, самоубийство. В этом случае «тяжесть вреда должна определяться исходя не из специфики способа причинения, а из одинакового по значению объекта — жизни и здоровья»[476]
.