Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше

– А те арестованные, которые ожидали своей участи на чердаке, на соломе?

– Они в тюрьме.

Второго сентября он вдруг узнает, что ему разрешен выезд из Парижа в Голландию. Гора падает с плеч. Он отправляется пообедать в деревню. Судьба дважды спасает его. За два дня перед тем он получает свободу, а в тот черный день покидает Париж.

Он садится обедать, когда ему сообщают, что город закрыт, что набат созывает народ, что народ бросается к тюрьмам и расправляется с заключенными. Стало быть, и его ждала там верная смерть.

Естественно, он остается в деревне. Наутро майор местных гвардейцев приходит сказать:

– Стало известно, что мсье де Бомарше здесь. Сегодня ночью он ускользнул от убийц в Париже. Этой ночью они должны были явиться сюда и похитить его, чтобы найти в его подвалах шестьдесят тысяч ружей. Ему придется худо!

Он должен бежать. Он бежит, воспользовавшись калиткой в саду. Но куда он бежит? В Париж! Он шагает вспаханными полями. Его мочит дождь. Вымокший и голодный, под самым Парижем он останавливается в доме крестьянина, чтобы обсушиться, поесть и узнать последние новости. Он честно рассказывает о себе хозяину дома, рискуя быть выданным. Этот простой человек, к его удивлению, верит ему. Окольными путями друзья из Парижа ему сообщают, что резня продолжается. Между тем пруссаки входят в Шампань. Он снова пишет министру. Послание длинное. Его смысл в одной фразе:

«Пора, давно пора покончить с этой чудовищной игрой!..»

Теми же окольными путями он наконец получает ответ:

«Министр иностранных дел имеет честь просить мсье де Бомарше прийти завтра, в пятницу, в девять часов утра, в здание этого ведомства для завершения дела о ружьях. Министр желает, чтобы всё было кончено к десяти часам утра, чтобы он имел возможность поставить в известность мсье де Мольда, который получил распоряжение не покидать Гааги. Завтра день отправки нарочного в Голландию…»

Он получает это послание именно в пятницу, именно в девять часов утра. Что может оно означать? Ведь министр знает, что его нет в Париже и что он успеет прийти. Стало быть, они вновь хотят свалить всю вину на него? И почему отменен вызов посла из Гааги? Они испугались, что он в самом деле станет свидетельствовать в Законодательном собрании? Что ему теперь делать? Явиться в Париж? Но его там убьют. Он пишет опять:

«Из пристанища, где я укрылся, отвечаю на Ваше письмо, как могу и когда могу. Оно шло ко мне долгими окольными путями. Я получил его только сегодня, в пятницу, в девять часов утра. Таким образом, я не могу попасть к Вам до десяти часов. Но если бы я и мог, то поостерегся бы это делать. Мне сообщают из дома, что после резни в тюрьмах народ намерен обрушиться на коммерсантов и богатых людей. Составлен огромный проскрипционный список. По вине злодеев, которые кричат на всех площадях, что это я мешаю доставке наших ружей, я занесен в перечень лиц, кто должен быть убит! Пусть же пятничный курьер отправляется: письма всё идут через Англию или на корабле, зафрахтованном на Гаагу в Дюнкерк, поскольку Брабант закрыт. Мы наверстаем упущенные два дня…»

Да, очевидно, он им нужен живым, а не мертвым. Министр передает, на этот раз на словах, что ждет его на другой день, в субботу, в девять часов вечера. Он отправляется в пять. На дорогах и заставах стоят патрули. Он в списке. Туда ему нельзя сунуться. Он идет бездорожьем. Идет пять часов. Ровно в девять он появляется возле кабинета министра, усталый и весь в грязи. Его просят подождать до одиннадцати.

Он должен ждать, в этом его оправдание и возможность остаться в живых. Но где ему ждать? Стоит ему высунуть нос и его арестуют. Пользуясь темнотой, он выбирается на бульвар и скрывается два часа среди куч булыжника и строительных плит, сидя на голой земле, а ему шестьдесят лет. Он уснул. Он проснулся от шума и боя часов. Несколько шагов, и он в министерстве, уже предвкушая встречу с неуловимым министром. Ему отвечают, что его уже нет.

– Разве вы не сказали ему?

– Я всё сказал.

– Дайте бумагу.

Он возмущен и язвит, когда адресует:

«Мсье Лебрену, при его пробуждении. Суббота вечером. 8 сентября, в 11 часов, у Вашего привратника…»

Он выговаривает министру, точно смерть не ходит за ним по пятам:

«Я проделал пять миль по вспаханной земле, чтобы явиться в Париж и подвергнуть мою жизнь опасности, но не опоздать к часу встречи, которую Вам было угодно мне назначить. Я был у Ваших дверей в девять вечера. Мне сказали, что Вы соблаговолили представить мне на выбор либо одиннадцать часов того же вечера, либо девять утра на следующий день.

Учитывая мое последнее письмо, где я поставил Вас в известность о всех опасностях, которые подстерегают меня в этом городе, я рассудил, что Вы будете столь любезны, что предпочтете в моих интересах встречу вечером. Сейчас одиннадцать часов. Крайнее переутомление заставило Вас, как говорят, уже лечь. Но я, я не могу вернуться завтра раньше, чем стемнеет, и поэтому буду ждать дома приказания, которое Вам будет угодно мне дать.