…я отправился в Кремль в сопровождении г. Ротштейна, в прошлом видного работника коммунистической партии в Лондоне…[71]
(…)… г. Ротштейн следил за нашей беседой, вставляя замечания и пояснения, и это показалось мне весьма характерным для теперешнего положения вещей в России.Ближе к концу беседы в ней случился довольно неожиданный поворот:
…в ответ на мои слова, что войны порождаются националистическим империализмом, а не капиталистической формой организации общества, он (Ленин) внезапно спросил:
— А что вы скажете об этом новом республиканском империализме, идущем к нам из Америки?
Здесь в разговор вмешался г. Ротштейн, сказал что-то по-русски, чему Ленин не придал значения. Невзирая на напоминания г. Ротштейна о необходимости большей дипломатической сдержанности, Ленин стал рассказывать мне о проекте, которым один американец собирался поразить Москву. Проект предусматривал оказание экономической помощи России и признание большевистского правительства, заключение оборонительного союза против японской агрессии в Сибири, создание американской военно-морской базы на Дальнем Востоке и концессию сроком на пятьдесят — шестьдесят лет на разработку естественных богатств Камчатки и, возможно, других обширных районов Азии. Поможет это укрепить мир? А не явится ли это началом новой всемирной драки? Понравится ли такой проект английским империалистам?
(…)
— Но какая-нибудь промышленная страна должна прийти на помощь России, — сказал я. — Она не может сейчас начать восстановительную работу без такой помощи…
Мы тепло распрощались с Лениным…
— Изумительный человек, — сказал г. Ротштейн. — Но было неосторожно с его стороны…
У меня не было настроения разговаривать… Но г. Ротштейн не умолкал.
Он все уговаривал меня не упоминать г. Вандерлипу об этом проекте русско-американского сближения, хотя я с самого начала заверил его, что достаточно уважаю сдержанность г. Вандерлипа, чтобы нарушить ее каким-нибудь неосторожным словом.
Уэллс в последствии утверждал, что данное г. Ротштейну слово сдержал и с г. Вандерлипом ничего обсуждать не стал.
Но зато сразу по возвращении домой в Лондон сначала в газетном сериале, а потом уже в вышедшей отдельно своей книге в «Заключении» написал, изложив предварительно «свои основные соображения о положении в России» (из них вот те два, что имеют отношение к моему примеру):